Вместе с толпой приблизился Конан ко внутренней стене и распахнутым настежь широким воротам. За воротами толпа разделялась, обходя преграду: изваянные в нефрите, сплетались каменные драконы — футов десять в вышину и тридцать в длину. И вот наконец они вступили в широкий двор прежнего родового гнезда клана Канг, а ныне — замка Ях Чиенга.
Вокруг столов, где прислужники чародея, орудуя черпаками, раздавали тушеный рис и вино, царила крикливая толкотня. Многие из гостей успели уже приложиться к хмельному: достаточно было послушать, как ревела толпа. Жонглеры метали в воздух мячики и топоры. Музыканты тянули жалобные песни, подыгрывая на однострунных лютнях, — хоть слышать их могли только стоявшие совсем рядом.
— Сюда, — шепнул на ухо Конану Ленг Чи. — Скоро начнется танец. Смотри только, не очень усердствуй и не вздумай завоевать приз! Вовсе ни к чему, чтобы судьи потребовали снять маску и начали тебя поздравлять!
…Длинный коридор был темен и тих, точно могила. Конан крался вперед, как хищный кот джунглей — не издавая ни малейшего звука и держа меч наготове. Он был одет в кхитайскую куртку и шелковые штаны, приобретенные у торговца в пограничной деревне. Покамест все шло так, как он и рассчитывал. Во дворе шло такое разгульное веселье, что в неверном факельном свете никто и не заметил, как в некоторый момент под одним из львиных костюмов остался всего один человек. Прячась в густых тенях и укромных закоулках, Конан быстро проник внутрь дворца и теперь пробирался в самое сердце вражеской цитадели… Все чувства Конана были обострены до предела. Не в первый раз проникал он в жилище враждебно настроенного чародея. Воспоминания о жутких существах, встречавшихся ему в обителях колдунов, всплывали в его памяти. Если он в своей жизни чего-нибудь и боялся, так разве что сверхъестественных сил. Но воля и железное самообладание всякий раз оказывались сильнее первобытного страха. Вот и теперь он сумел превозмочь ужас и, не останавливаясь, продвигался вперед… Потом коридор разделился. Перед Конаном были две лестницы: одна — вверх, другая, смутно видимая в потемках, вела вниз. Конан начал спускаться по ней. Цепкая память надежно хранила план замка, выученный наизусть.
…Йо Ла-гу, один из Двухсот Ях Чиенга, в крайне скверном настроении развалился на скамье в подземелье под цитаделью Пайканга. Снаружи вовсю шел пир, на котором женская любовь и вино были равно доступны; ему же выпало в одиночестве сидеть здесь, внизу, карауля западных пленников, не стоивших, по его мнению, даже плевка. Чародей был способен держать человека в подвале годами, готовя его для каких-то магических штук. Зачем, интересно бы знать, — ведь простой налет на любую деревню мог доставить ему сколько угодно кхитайцев…
Ворча про себя, Йо Ла-гу приподнялся со своего скрипучего ложа — добыть еще вина из тайничка, ведомого ему одному. Латы на нем шуршали и звякали. Он успел протянуть руку к стенной нише, где прятались от постороннего взгляда бутылки… но это оказалось его последним сознательным движением. Чьи-то стальные пальцы сдавили и смяли его горло. Черная мгла затопила сознание, и Йо Ла-гу осел на пол безжизненной грудой. Конан с мрачной ухмылкой окинул взглядом дело своих рук. Наконец-то он добрался до врагов!.. Кровь тяжело ходила по жилам, рот сам собой щерился в зверином оскале…
Он расправился со стражником настолько тихо и быстро, что никто из узников, спавших в зарешеченных камерах, даже не пошевелился. Нагнувшись, Конан сдернул с пояса мертвого тюремщика большую связку ключей и стал примерять их один за другим к замку ближайшей камеры. Негромкое щелканье замка разбудило лежавшего внутри человека. Тот встряхнул головой и открыл глаза, оборачиваясь к двери, и ругательство замерло на его устах при виде странной фигуры, поворачивавшей ключ. Он изумленно вскочил, когда решетчатая дверь отворилась, и кинулся было вперед, но сразу остановился, ибо пламя стенного факела блеснуло на мече в правой руке незнакомца. Гигант жестом призвал его к молчанию. Потом поманил за собой. Выйдя на свет, узник пригляделся как следует, и глаза его округлились. Конан нахмурился, роясь в памяти, и наконец сказал: