Дело неминуемо катилось к разводу. Порой Оля, совсем упав духом, принималась безостановочно рыдать по нескольку часов подряд. В один такой острый момент раздался телефонный звонок, и наглая особа потребовала к телефону Олиного «благоверного».
– Его нет дома.
– А вы кто? Его мама?
– Я жена.
– Странно, а он говорил, что не женат!
Затем в Олино ухо градом посыпались мерзкие оскорбления и площадная брань, видимо мат для этой девицы был привычным, повседневным способом выражения мыслей. У супруга и раньше были, как он говорил «косяки», но чтоб вот так?!
Оля, потеряв тактильную чувствительность, как обмороженная, в полуобморочном состоянии осела на пол: «Это рубеж. Я не верну его любовь. Семью создают вместе, а когда один строит, а другой только разрушает, толку нет. Нам никогда не будет так хорошо, как раньше!»
Оля почему-то вспомнила, как в первый их совместный год, муж любил осыпать её цветами, пока она спала: «Просыпаюсь утром, в душистых розах, как богиня! А Дима рядом стоит, улыбается и держит целый таз винограда! Как же было хорошо! Счастье! Хотя он уж и тогда таскался. Нашлись «доброжелатели», донесли. Дима вообще человек – праздник. Только ему необходимо, чтобы фейерверк не прекращался ни на минуту…»
Ники бы так никогда не сделал! Всех мужчин Оля всегда невольно сравнивала со своей фантастической несостоявшейся первой любовью. «Бесподобного Ники» она много лет безответно и безнадежно любила, пока не встретила мужа – Диму. После свадьбы Оля запретила себе даже вспоминать Ники. Ведь Дима был её первый и единственный мужчина. А думать о Ники – значит, пусть в мыслях, но предавать свою половинку!
Но когда единственный – «надежда и опора» – начал вовсю гулять по бабам, доводя наглостью до предела терпения, Оля стала ходить к дому Ники и только там находила успокоение. Чем чаще супруг пускался во «всетяжкие», тем сильнее манил Олю недосягаемый образ «первой любви», тем сильнее увеличивался контраст между распутным мужем и «святым» Ники.
Однажды, в разгар очередного мужниного «забега в ширину» Оля, не выдержав тяжести своего горя, даже хотела лишить себя невыносимой жизни. Всё продумала, как и где: «Лягу в горячую ванну. Но не голая, а в новенькой кружевной ночнушке. Чирк по венам – и поплыли! Хуже, чем здесь, не будет!»
Но потом решила написать прощальное письмо Ники, где призналась ему в глубоком пожизненном чувстве. Увлеклась, наплакалась. Подписала конверт: «Вскрыть после моей смерти». Вспомнила своего Ники, размечталась…
И отлегло, вроде… долго потом жгла толстый конверт кусочками в пепельнице. А после всё закрутилось, и заново – по кругу. Только уж на смертоубийство больше не посягала: «На кого ж я сына оставлю? Его стервозным хабалкам, чужой ребёнок и даром не нать! Растить надо малыша, а личного счастья видимо, по судьбе не положено…»
В замке зашуршал ключ. По малейшим, известным только верным жёнам после десяти лет совместной жизни, нюансам шороха в замочной скважине, Оля понимала что муж навеселе, а, значит, есть возможность поговорить, прояснить и может даже выправить ужасную ситуацию.
– Дима, тут тебе звонила девушка. Ты ей сказал, что не женат? Обматерила меня всяко.
– Чё те надо от меня? Не успеешь домой прийти, и тут же наезды. Пошла отсюда!!! Как ты меня достала уже!!! Проститутка!!! Бл…
Оля замерла. Внутри словно образовалась чёрная сосущая дыра. Оля больше не рыдала в бессильной обиде, как раньше, не начинала бесполезную игру «в поддавки» – не подлаживалась, не подстраивалась.
– До этих пор у меня не было других мужчин, кроме тебя! Номинально назвать меня такими похабными словами не за что! Вот как раз в этом и состоит моя вина – слишком порядочна. А верные жёны всегда не интересны. Слишком пресно для Димы – фейерверка! Что ж, постараюсь оправдать твои ожидания!
– Ничего… Переживёшь…
Дима, как обычно не слушал назойливую трескотню жены. Достав из «заначки» полбутылки коньяка, плюхнулся на диван и врубил телевизор «на всю»: «Работаешь-работаешь, как конь буланый. Имею право на отдых. А Ирке-сучке потом головёнку откручу за самодеятельность, что б не шалила. Ишь ты осмелела – домой звонить. Быстро всех на место осажу! Курицы!!!»