Оля с удивлением обнаружила себя на открытой веранде детского садика. В таких она частенько вращалась (с пивом и беспрерывным куревом) на стихийных тусовках в глупом пубертате. Длинные полы измызганного, исцарапанного плаща были задраны на голову. Мутный пейзаж качался в затухающем ритме, не думая проясняться. Размытые пятна детских горок и песочниц, стена непроглядно-чёрных кустарников, стыдливо заглядывающие в грешный «альков» силуэты любопытных «хрущовок» застыли в расширенных от ужаса Олиных зрачках и покатились крупным градом, словно гонимые желанием побыстрее покинуть воспалённый мозг.
Тупая тянущая боль в потайных глубинах тела и в почерневшей душе нарастала с каждой секундой пробуждения от свирепого наваждения. Оля почувствовала себя посаженной на кол, словно она – расчленённый кусок мяса, нанизана шашлыком на толстый беспощадный шампур, заполнивший естество металлической плотью, навсегда сломавшим её без права на восстановление.
Оля обвела вокруг взглядом буйно помешанного, вдруг случайно осознавшего своё жалкое положение: «Всё! Ничего уже нельзя изменить! Не будет, как прежде! Сломалось, разбилось… не собрать, не склеить… никогда…»
А грязный заплёванный пол веранды продолжал качаться от энергичных болезненных толчков, и от россыпи разбухших «бычков» рябило в глазах, залитых злыми слезами. Оля теперь и сама себя ощутила таким же ненужным окурком, раздавленным в осенней слякоти:
– Почему всё так грязно?! ГРЯЗНО!!!
Настроение у Николая было далеко не праздничное. Голова раскалывалась с недосыпу и от выпитой ночью натощак кислой шипучки. «Недоперепил!» – поставил он себе неутешительный диагноз. Это было самое постылое состояние абсолютного несварения, опустошения и тоски, что бывает лишь при многодневном запое.
В душе зияла такая дыра, будто заглядываешь в пустой железный дачный бак, из которого выкачали всю воду, и лишь на самом дне хлюпает ржавая тухлая вязкая жижа, кишащая червями, макрушами, пауками и другими малоизвестными мерзкими насекомыми.
– Эх, штормит-то как нонча, не то что бывалыча! Надо ж было этой Ольке нарисоваться! Злостное нарушение режима, к сожалению, становится нормой, – мрачно констатировал Николай, – Хотя, что уж сильно заморачиваться? Будет что вспомнить! Щас одыбаюсь помаленьку. Маманю сгоняю за пивусиком. Закинусь аспириндером. К вечеру высплюсь – буду человеком. Лишь бы в гости никакая гнида не заползла. Да и кому, собственно надо? Карифаны все по семьям-жёнам приткнуты и не жужжат. Если только кто сдуру вспомнит про моё днерождениё?
Словно предвидя самые досадные опасения Николая, в квартире раздался оглушительный звонок: «Вот-те нате, на лопате! Кто-то всё-таки припёрся! Да ещё в такую рань! Надо быстрей открывать двери, пока маманя не проснулась. А то начнётся допрос с пристрастием да с причитанием. Где ты был? Я всю ночь ждала-волновалась-не спала!!!»
В дверях (хвала Всевышнему!) стояли не оголтелые дружбаны с «сифоном» бормотухи, не назойливая тётя Марина с куцым букетом и многочисленным семейством впридачу, а худенький незнакомый юноша:
– Курьерская служба доставки «Гермес». Поздравляем с Днём рождения! Это вам, – синюшный отрок протянул Николаю яркую коробку, перевязанную красивым розовым бантом, – и вот ещё открытка.
Удивлённый заторможенный бесконечным «недоперепитием» Николай долго всматривался в служку «Гермеса» потом в наивную открытку без подписи. На ней был изображён весёлый лопоухий туповатый щенок с дебильной улыбкой, явно сделавший где-то «кучку» в подарок хозяину, и ещё более глупое четверостишье:
Любимый, знай, что без тебя
Мне не гулять беспечно,
Мне без тебя не жить ни дня,
Так помни друга вечно!
«Интересно, от кого это? – недоумевал похмельный властитель женских сердец Колян-Ники-Николай – От вчерашней ненормальной Ольки штоль? Или мож, от бывшей – бешенной Нонки?..»
Оля с сынишкой смотрели в окно на первый снег. Как неожиданно он выпал! Дети во дворе по очереди катали внушительный снежный ком, кидались липкими снежками, падали на свежие пуховые одеяла, покрывшие всю вчерашнюю грязь.
– Мам, а где папа? – заученно, почти автоматически спросил мальчик.
– А пойдём его вылепим!
– ?!.
– Из снега! Вон ребята лепят снежную бабу, а у нас будет снежный папа!