— Тиви-тиви? Фьить, фьить?
На это малыш ответил:
— Да, это великан, который убил больше тридцати наших солдат. Но он устроил после этого великое братание, поэтому мы ему все простили.
Птица в ответ на это чирикнула:
— Тиви, тиви? Фьить… чили-лили?
Малыш взглянул на Буца и ответил:
— Тот лилипутик? Он освободил свой народ от волшебной короны.
— Тиви-тиви? Фьить. Чили-чили… Фьить…
— Ты спрашиваешь, почему это не сделал великан? Да, это загадка. Быть может, у него здесь не совсем ладно, — и малыш постукал себя по лбу.
Муц озлился. Он наклонился, схватил два кома земли и швырнул ими в дерево, а Буц запустил туда камнем.
Птица, издав испуганное «фьить», вспорхнула и улетела. А малыш взвизгнул, как ужаленный, слетел как молния, с дерева, ткнул ошарашенного Муца кулаком в нос и так стремительно бросился на Буца, что тот упал навзничь. Затем маленький летун снова взвился в воздух и поднял тревогу:
— К председателю совета! Эти двое бросали в птицу! К председателю совета!
Улица сразу оживилась. Из всех домов и садов выбежали дети и столпились вокруг злоумышленников. Даже малыши, порхавшие в лучах солнца, вихрем опустились наземь и стали тузить Муца, ловко ускользая от его рук, подталкивали его и, не переставая, кричали:
— К председателю совета! Эти двое бросали в птицу!
Пожилые мужчины и женщины, которые по старости были освобождены от работы, стояли в обвитых виноградниками дверях домиков и также кричали:
— К председателю совета!
Толпа ребятишек гнала Муца и Буца по аллее, по направлению к площади.
По краям последней, в форме подковы, выстроились маленькие домики. Их плющевые и виноградные изгороди сходились к зданию совета, с высокой остроконечной башней. Широкая терраса совета выходила на площадь и на нее падали тени пяти исторических дубов.
Так красиво расположился совет Пятидубья. В одной из комнат нижнего этажа сидела за столом коренастая фигура, с багрово-красным шрамом на высоком лбу. То был председатель совета Суровый-Вождь. Он отложил в сторону перо, выглянул в окно и увидел занятное шествие — впереди Муц и Буц, а за ними толпа летающих, бегающих и кричащих детей. У террасы процессия остановилась, а дети продолжали кричать:
— Товарищ председатель! Товарищ председатель! Они бросали в птицу!
— Что? — спросил Суровый-Вождь. Он нахмурился, вскочил со стула, быстро выбежал из комнаты на террасу, посмотрел в лицо Муцу, устремил строгий взгляд на Буца и переспросил его: Не может быть! Как? Великан напал на маленькое слабое создание? Это невозможно!
— Правда! правда! — закричали дети, указывая пальцами на обоих виновников. — Правда!
Муц пристыженно опустил голову, Буц уставился в землю. А Суровый-Вождь долго смотрел на Муца, словно не веря, чтобы такой великан мог напасть на слабое создание. Затем он еще раз взглянул на Буца, лицо которого было скрыто широкополой шляпой, поднял свой орлиный нос и промолвил:
— Вам хотелось летать еще тогда, когда вы лежали в постели. Теперь, хотя у вас головы и залечились, но крыльев вам, видно, нельзя доверить.
Муц перегнулся через перила террасы и, подпрыгнув, стал просить и умолять.
— Научите нас летать, господин Суровый Вождь, господин председатель совета, господин главнокомандующий! Пожалуйста, дайте нам крылья и все прочие принадлежности.
Но тот неумолимо покачал головой:
— Нет, этому не бывать! Кто хочет быть свободным, как птица, тот должен вести себя иначе.
— Я больше никогда не буду бросать в птиц, — с жаром твердил Муц, — я так люблю птиц, так люблю…
Он разгорячился так, что забыл, как часто гнался в Шмеркенштейне за воробьями.
Суровый-Вождь смерил пристальным взглядом умоляющего и раскаивающегося Муца и смотревшего в упор Буца, на мгновенье призадумался и, наконец, произнес:
— Хорошо! Вы должны в течение трех дней доказать, что заслуживаете крыльев. Если вы себя будете вести эти дни так, как принято в Стране Чудес, то на четвертый день вы будете летать наравне с нами.
У Муца сразу просветлело лицо, и он широко расставил руки, словно намереваясь схватить в объятья председателя совета. Но тот отступил на три шага и еще раз повторил:
— И так, через три дня!
Затем повернулся и ушел в совет, где снова уселся за письменный стол.
Муц также повернулся, поспешил оставить площадь и стал так быстро удирать, что Буц еле мог поспевать за ним, делая большие прыжки; ребятишки же остались далеко позади.
Бегство прекратилось только тогда, когда они примчались к себе в замок.