Приближение рокового дня, когда его жена должна была сделаться супругой другого, донельзя измучило и взвинтило нервы Люперкати и заставило его потребовать от жены, чтобы она обязательно назначила ему свидание между днем гражданского брака и днем церковного венчания. Он предоставил ей выбор места тайного свидания, но потребовал, чтобы она принадлежала ему, ставя это условием его молчания, в противном же случае грозился вызвать небывалый скандал, явившись в церковь как раз во время брачной церемонии и открыто, громогласно обличить свою жену в сознательном двумужестве.
Лидия возмущалась и протестовала, стараясь отговорить своего мужа от этой мысли, но все было напрасно – он твердо стоял на своем.
Видя, что никакие уговоры не помогают и желая выгадать время, Лидия обещала, что назначит ему завтра место свидания и ответит через посланного.
Это обещание несколько успокоило Люперкати; он ушел, пригрозив еще раз на прощание, что в случае, если его жена не сдержит завтра своего обещания, он обязательно со скандалом расстроит ее предполагающийся брак, а так как высший свет никогда не простит ей подобного скандала и она навеки погубит себя в его глазах, то он советовал ей хорошенько поразмыслить, а не действовать очертя голову.
Лидия поспешила передать этот разговор своему брату и попросила его совета.
– Да это какой-то сумасшедший! Животное какое-то! – воскликнул граф. – Какое несчастье, что он не убит! Ведь посадили же его австрийцы в тюрьму, как же они не сумели уберечь его там? О, надо во что бы то ни стало выйти из этого рокового тупика!
– Найди выход! – молила Лидия.
Мобрейль стал нервно ходить по комнате, ломая голову над этой задачей. Его суровое лицо приняло еще более жесткое, злобное выражение. Наконец он холодно улыбнулся и торжествующим тоном произнес:
– Нашел! Тебе необходимо идти на это свидание.
– Что ты говоришь? – ужаснулась Лидия. – Ты, по-видимому, совсем не знаешь Люперкати; он крайне несдержанный! Кроме того, он уверяет, что любит меня больше прежнего. Если я явлюсь на это свидание, то мне придется подчиниться его требованиям, а этого я совершенно не могу допустить!
– Это и не требуется! – спокойно ответил Мобрейль. – Хотя и говорят, что цель оправдывает средства, но в данном случае я нахожу это излишним; надо только заманить твоего мужа на это свидание, а явиться на него может и другая личность…
– Не понимаю.
– Однако это очень просто: вместо тебя в назначенном месте встречу его я с Этьеном. Это довольно солидный компаньон.
– Ага, начинаю понимать! Ты пригрозишь ему, заставишь молчать, потребуешь, чтобы он оставил меня в покое и уехал отсюда!
– Вот именно. Я выскажу ему все это и надеюсь, что добьюсь благоприятных результатов.
– Но согласится ли он?
– Я думаю предложить ему довольно значительную сумму денег, – конечно, ты предоставишь ее в мое распоряжение – с тем условием, чтобы он отказался всецело и навсегда от каких бы то ни было прав на тебя, и заставлю его подписать бумагу, в которой будет сказано, что он действительно лично знал маркиза Люперкати и участвовал с ним в восстании Мюрата, но что маркиз был смертельно ранен в схватке в Пиццо, что дало ему идею выдать себя за умершего маркиза и вернуться во Францию, с тем чтобы пользоваться от тебя путем вымогательства денежной поддержкой. Кстати сказать, ведь по дороге в Сорренто был подобран труп, одетый в платье маркиза, и в его карманах были найдены документы, подтверждающие личность убитого. Так что на этот счет не может быть затруднения. Таким образом, когда я заручусь распиской и подписью этого воскресшего мертвеца, то он не будет уже в состоянии вредить тебе и нарушать твой покой.
– Прекрасно задумано! – одобрила Лидия. – Но если он откажется от этой сделки?
– А если он откажется, то Этьен заставит его навеки позабыть, что некогда жил маркиз Люперкати, – ответил граф, мрачно улыбаясь.
Лидия, невольно вздрогнув, произнесла:
– Неужели вы его…
– Увидим! – холодно прервал Мобрейль. – Все зависит от обстоятельств. Теперь все дело за тем, чтобы назначить ему место свидания и чтобы он пришел туда без тени подозрения, а искренне надеясь на то, что ты согласилась еще хоть раз, хоть на час принадлежать ему. Место должно быть выбрано укромное, в котором мы с Этьеном могли бы без помехи и стеснения поставить ему наши условия. Ну-с, Лидия, за дело: пиши записку!
Лидия тотчас же села за письменный столик и взялась за перо.
– Надо так составить, – сказал Мобрейль, – чтобы не было, во-первых, лишних слов, а кроме того, чтобы эта записка не могла скомпрометировать тебя, если она случайно попадет в чужие руки. Начни так: «Придите сегодня в одиннадцать часов вечера». Ах, черт возьми, надо же выбрать место! Необходимо, чтобы оно было достаточно отдаленное, чтобы, если раздадутся крики, они не привлекли ничьего внимания. Но вместе с тем, дабы не возбудить подозрений Люперкати, необходимо, чтобы это было закрытое помещение. Если ты назначишь ему свидание на чистом воздухе, то он сразу поймет, что здесь что-то не так. Нам нужен дом… комната… Но где найти ее?
Мобрейль снова быстро зашагал по комнате, стараясь подыскать необходимое.
– Я нашла! – вдруг вскрикнула Лидия. – Именно то, что нам требуется: пустой дом! Помнишь тот дом в Пасси, где жил Шарль с англичанкой? Ну, тот, откуда мы взяли ребенка и разогнали слуг…
Мобрейль громко расхохотался и воскликнул:
– То есть это удивительно! Только женщины способны находить такие подходящие места для любовных свиданий! Милая моя сестричка, ты совершенно права: это именно то, что нам требуется. Ключи у тебя? Дай мне их! Ну, кончай же свою любовную записку! Пиши: «Приходите в Пасси»… Как называется улица?
– Улица де Винь. Дом окружен решеткой, а по бокам посажены тополя.
– Великолепно! Так и напиши, а потом запечатай и тотчас же пошли по данному Люперкати адресу, на улицу Сент-Оноре, я же, со своей стороны, приготовлюсь к встрече с твоим мужем!
Сказавши это, Мобрейль поцеловал руку сестры и ушел, очень довольный тем, что он нашел способ заключить брак Лидии и одновременно с этим покончить с тем, что он называл неприятной семейной историей.
Получив записку, Люперкати в первое мгновение просиял от счастья, но, перечитав внимательнее, подумал, что его обожаемая Лидия уступила, очевидно, под влиянием страха скандала. Записка была коротка и возмутительно суха. Ясно, что она разлюбила его и ее согласие на свидание было вынужденным согласием мученицы и жертвы.
Маркиз задал себе вопрос: благородно и порядочно ли с его стороны принять от нее подобную жертву? Мучаясь мыслью, что любимая им женщина скоро будет принадлежать другому, он потребовал этого свиданья с целью унизить, покарать изменившую ему женщину. Но теперь, когда она уступила, он стыдился своего поступка и глубоко сожалел, что предъявил ей такие тяжелые требования. Он решил, что почувствует себя спокойнее, если не воспользуется вынужденным согласием Лидии, которая неминуемо почувствовала бы к нему отвращение и ужас после этого насилия. Да и что отрадного могло бы представить для него это неразделенное обладание? Он пойдет на это свиданье, увидит ее еще один раз, услышит звук ее голоса, побеседует с нею, как говорят у постели умирающего с теми дорогими нам существами, с которыми нам предстоит расстаться навеки, а потом исчезнет с ее пути, и она больше никогда не услышит о нем… Он будем безгранично страдать, но зато у него будет утешение, что он не оскорбил той, которую горячо любил; это даст ему возможность надеяться, что она сохранит в своем сердце хоть немного сожаления и симпатии к нему, а может быть, и раскаяния… Да, он пойдет в Пасси, в обозначенный в записке дом, но только для того, чтобы сказать:
– Я любил тебя, люблю тебя и теперь в доказательство не прошу от тебя ничего, ничего, кроме последнего «прости»!
Порешив на этом, Люперкати отправился в Пасси. Он пошел пешком, так как состояние его кошелька не позволяло ему взять экипаж; между тем ему хотелось прийти засветло, чтобы знать, когда наступит время свиданья, куда ему идти. Он довольно легко разыскал дом, обозначенный в письме. Окна были раскрыты, а между тем никто в них не показывался.