— Это не разрушит бастион? — спросил я.
— О-о, разрушит, и ещё как, — ответил он и прищурился, направляя свет своего фонаря на дальнюю стену пещеры. — Но не так быстро, как нам бы хотелось. — Он вздохнул и сочувственно посмотрел на меня. — Не завидую я вам с вашей задачей, капитан. По моим подсчётам, бреши будут захвачены задолго до того, как падёт бастион.
— Нам же помогает ваше чудесное искусство, — сказал я, посмотрев на него с таким же сочувствием. — Как мы можем потерпеть поражение?
Его короткий смешок гулко прозвенел в стенах подземного лаза.
— Заполняйте, — бросил он ожидавшим рабочим, когда мы выбирались. — И не жалейте жира. Смажьте каждый дюйм дерева.
К ночи подкопы обильно смазали свиным жиром, и все свободные места заполнили связками сухих дров. Вассиер собирался подождать приказа Леаноры, но по моей просьбе пошёл туда и бросил факел, как только работа была завершена.
— Если она спросит, — произнёс я, — скажите, что это была случайность.
К счастью, когда на лагерь опустились сумерки, принцессу больше заботила речь, которую она произносила своим войскам, и подобные мелочи её не беспокоили. Ради такого случая она надела свою узорчатую кирасу и сидела в седле прекрасного белого жеребца, а по бокам от неё держали факелы рыцари роты Короны. Я знал, что это умышленная попытка организовать всё так, чтобы происходящее запомнилось потомкам. Именно поэтому могу с большим удовлетворением сообщить, что нашёл лишь одну картину, изображающую эту сцену. Она вышла не очень хорошей — мазки неуклюжие, фигуры неестественные, — что отлично соответствует качеству речи Леаноры тем вечером.
У этой женщины действительно имелись значительные дарования, но только такие, которые делали её великолепным манипулятором, а именно те, что лучше всего проявлялись наедине, а не на публике. Её голосу не хватало естественного командирского тембра Эвадины, и когда она его повышала, тон становился пронзительным и скрежещущим. И поэтому, когда Леанора начала речь, которая, как она надеялась, станет духоподъёмным призывом к отважным свершениям во имя славного короля Томаса, её голос звучал, как у вопящей кошки.
— К оружию! — вскричала она, высоко поднимая свой короткий меч. Толку от её оружия было примерно столько же, как и от кирасы. — К бою! К славе!
Крики роты Короны — которую несомненно подбадривал лорд Элберт — прозвучали достаточно громко, скрыв тем самым вялость или отсутствие отклика остальной армии. Когда вскоре после этого Эвадина обращалась к роте Ковенанта — причём, послушать её собралась немалая толпа из герцогских рекрутов и керлских работяг, — картина была совершенно иной.
— Вы пришли за добычей? — спросила она их, стоя на платформе из сложенных досок. Она заговорила прежде, чем начали бы выкрикивать ответы, хотя я расслышал бормотание с шейвинским акцентом: «А нахуя мне ещё здесь быть?».
— Вы пришли на бойню? — вопросила Эвадина, и её голос долго разносился эхом над осадными рядами. — Вы пришли ради мести? Если так, то именем Серафилей приказываю вам покинуть эту армию, ибо ваше присутствие обесчещивает этот благословенный поход. Я пришла сюда с мечом в руке по одной единственной причине: чтобы спасти Ковенант Мучеников от полного разрушения. Истинно говорю вам, и запомните хорошенько эти слова, ибо видела я, что нас постигнет, если этой ночью мы потерпим поражение. Я видела плод поражения, и говорю вам, друзья, он горек. Он мерзок. Он — конец всему.
Она замолчала, и я больше не слышал шёпота из толпы. Эвадине опять удалось всего лишь несколькими словами захватить публику, и всё это экспромтом, всё слетало с её губ свободно и честно.
— Люди этого города, — продолжала она, указывая на Хайсал, — не наши враги. Они — обманутые, про́клятые жертвы больного вероисповедания, которое с детства марает их души. Мы пришли спасти их от этого, и через их спасение мы спасаем себя. — Она вытащила меч и подняла над головой — и этот клинок разительно отличался от жалкого узорчика Леаноры. — За спасение, — повторила она. Её голос звучал не очень громко, но я уверен, его услышали все присутствующие. Эхо от роты Ковенанта немедленно и быстро передалось остальной публике.