Пока Вторая рота перестраивалась, я позволил себе бегло оглядеть движущиеся ряды. К моему мрачному удивлению, оказалось, что осталось около двух третей наших сил. Я-то ожидал, что к этому моменту мы потеряем больше половины. Рекруты с похвальной живостью выстраивались полукругом в три ряда, хоть и без той точности, какую можно было бы ожидать от Первой роты. Пикинёры по-прежнему держали щиты и выстроились впереди. Алебардщики, лишённые своего обычного оружия, щиты бросили, достали фальшионы и мечи и встали позади. Кинжальщики выстроились третьим рядом, но, как и пикинёры, сохранили щиты и развернулись, подняв их, защищая четвёртый тип войск нашей роты. С согласия Эвадины я взял себе всех арбалетчиков из-под её начала, а ещё всех добровольцев из числа герцогских рекрутов. В том числе и Флетчмана с его ясеневым луком, который воспринял за личное оскорбление моё тихо высказанное предложение остаться подле Леди. Всего набралось чуть больше сотни лучников — все ветераны с немалым количеством боеприпасов, перед которыми открывалось множество беззащитных жертв на крепостных стенах.
— Стрелять по готовности! — крикнул я — излишняя команда, поскольку лучники уже пустили свои стрелы, и дюжина алундийцев свалилась со стен после первого залпа. — Стоять на месте!
Поначалу алундийские воины стояли в нескольких шагах перед нами и ничего не делали. Один из главных уроков войны гласит, что действия вопреки ожиданиям всегда дают преимущество. Эти решительные защитники ожидали, что мы бросимся на их хорошо подготовленные ряды и будем дюжинами гибнуть, пытаясь справиться с ними. То, что мы остановились, и войско лучников из наших рядов стало атаковать их товарищей на стенах, не соответствовало их представлениям о том, как должна разворачиваться эта битва. И потому на несколько драгоценных секунд, пока всё больше алундийцев падало от града болтов снизу, они не делали ничего.
Наконец какому-то алундийскому капитану хватило ума выкрикнуть приказ атаковать, хотя поначалу его послушался только левый фланг их шеренги. Наши пикинёры со щитами ответили, как их учили — сначала, как только противостоящая шеренга приблизилась, опустили щиты, потом наклонили так, что верхняя кромка коснулась наконечника. Результатом стал громыхающий хаос поднимаемых пик, перед которым алундийцы неизбежно остановились. Когда уже весь наш строй поднял пики, их когорту, наконец, охватила необходимость сокрушить наше вторжение. Привычки профессиональных солдат снова сыграли нам на руку. Воины явно не разучивали какой-либо заранее приготовленный приём на такой случай, и теряли драгоценное время, толкаясь в тесной давке и тщетно пытаясь опустить пики, причём в процессе многие их выронили. Они сильно наседали на нашу выгнувшуюся стену щитов, но та пока держалась.
— Готовьсь! — то и дело кричал я, наваливаясь всем весом на древко и удерживая щит против накатывающей толпы тел в доспехах. Невероятно, но в следующие несколько секунд напряжённой борьбы и толкания, ни одной из сторон не удалось нанести противнику ни единого удара.
Рискнув снова оглянуться через плечо, я облегчённо вздохнул, увидев, как по бреши бегом приближается Первая рота, и впереди высокая фигура Эвадины без шлема. Их не коснулись снаряды или масло сверху, поскольку все защитники на стенах либо пали, либо попрятались от постоянных залпов болтов из наших арбалетов. Зоркий командир с другой стороны от нашей стены щитов, видимо, заметил опасность, поскольку поток новых приказов вызвал ещё большие усилия алундийских воинов.
— ГОТОВЬСЬ! — снова крикнул я, услышав первый лязг доспехов где-то справа. Тогда раздалась какофония грохота дерева и звук металла — алундийские пикинёры бросили копья, и давление на наши щиты ослабло на миг, пока они обнажали мечи и готовили топоры. Тучами взметнулись щепки — клинки врубились в наш деревянный барьер, и раздались крики, когда они попадали не только по доскам, но и по плоти.
— Второй ряд подъём! — выкрикнул я, заставляя алебардщиков помогать удерживать стену щитов. Мой щит уже прижимался к щеке, и я наваливался на него всем своим весом, чтобы только удержать на месте. Рядом со мной протолкнулся крепкий алебардщик и приставил плечо к щиту. В процессе он слишком высоко поднял голову и немедленно получил в награду порез на лбу.
— Просто царапина, капитан! — заверил он меня, ухмыляясь, несмотря на кровь, текущую по лицу. Под грязью и красными брызгами я узнал лицо Лайама Дровосека и ухмыльнулся в ответ с уверенностью и твёрдостью, по большей части наигранными. Раздавались новые крики и вопли, подчёркивавшие постоянные удары алундийских клинков, не оставляя мне сомнений, что настало самое опасное время. Однако, несмотря на всё яростное желание врагов прорвать наши ряды, ожидания снова привели их к неверным заключениям.