Как только я вынес Дюсинду из За́мка Герцога, Вдова раздобыла мне лошадь. А когда её всадник, сержант из Кордвайна, в полный голос озвучил нежелание отдать своего коня, госпожа Джалайна просто сбила его из седла своим боевым молотом. Дикая скачка по хаотичным улицам привела меня в итоге к бреши, а потом к ротному лагерю. Просящий Делрик был по горло занят ранеными, возвращавшимися из битвы, но вскоре оставил свою работу ассистентам, как только заметил ребёнка в моих руках. Спасение девочки от яда в её венах потребовало приёма слабительного, которое заставило её извергаться почти всю ночь. Я всё это время сидел подле неё, а потом наблюдал, как она спит, а в голове кипели мрачные мысли касательно её вероятного будущего. Я развлекался абсурдными идеями о том, как бы укрыть её где-нибудь, а может даже передать в руки её дяди. Прибытие Леаноры со всей свитой королевских воинов развеяло подобные фантазии. Быстрота, с которой она узнала о выживании Дюсинды, несмотря на тот факт, что я приказал никому об этом не говорить ни слова, сказало мне, что у Леаноры есть по меньшей мере один шпион в наших рядах. Я видел, как лицо принцессы полностью побелело, когда я делился новостями об ужасной сцене в За́мке Герцога, после чего она быстро подняла на руки спящее дитя и удалилась без единого слова. С тех пор я ни разу не видел Дюсинду.
— Она полностью поправилась, — заявила Леанора. — И счастлива среди всех предоставленных ей удобств.
Я хотел расспросить больше, но знал, что уже испытываю пределы её терпения. К счастью Эвадина, с обычной лёгкостью прочитав мой настрой, никакого стеснения не чувствовала:
— И каковы ваши намерения касательно её будущего? — спросила она с такой легкомысленной настойчивостью, что на миг вогнала Леанору в краску. Сколько бы ни подлизывались светские капитаны, но падение Хайсала стало очередной триумфальной записью в книге учёта Помазанной Леди. Её солдаты захватили первую брешь, и её атака спасла лорда Элберта, решив тем самым судьбу города. Разумеется, Леанора была генералом этого воинства, но, когда будут рассказывать эту историю, в каноне героев выше встанет другое имя.
Леанора ответила не сразу. Элегантно откинувшись на стуле в задумчивой королевской позе, она сказала:
— Я нахожу очаровательной компанию этой леди, и не хотелось бы, чтобы она покидала этот порт, но нужды королевства превыше всего. Вскоре её посадят на корабль на север, а потом отвезут в Куравель, где она получит всю защиту королевского двора. От души надеюсь, что когда позволят обстоятельства, она окажется под опекой своего деда. Не сомневаюсь, что скорбящее сердце герцога Альтьенского успокоит столь любящее дитя.
— Когда позволят обстоятельства? — уточнила Эвадина. Слова были произнесены спокойно, но выражение лица казалось осуждающе-мрачным.
— Теперь я в ответе за будущее леди Дюсинды, — ответила Леанора. — Эту обязанность я намерена исполнять со всей надлежащей осмотрительностью. Перед тем, как её доставят в Альтьену, она будет помолвлена с моим сыном, лордом Альфриком. И тем самым… вражда, возникшая между Короной и герцогом Альтьены, будет исцелена.
«А род Алгатинетов навеки будет связан с герцогством Алундия», подумал я, и это произвело на меня впечатление, несмотря на покров печали, опустившийся с её словами. Я спас ребёнку жизнь, только чтобы её силком поженили с семейством, которое навлекло смерть на её семью. Видимо, жизнь аристократии бывает чревата опасностями не меньше жизни любого керла.
Чувствуя, как Эвадина собирается сказать что-то ещё, что скорее всего вызовет ненужные обиды, я предвосхитил её, опустившись на одно колено и поклонившись принцессе.
— Мы очень признательны вам за вашу доброту и мудрость в этом вопросе, ваше величество.
Повисла пауза, и Леанора выжидающе посмотрела на Эвадину. Момент тянулся внушительно долго, пока наконец Помазанная Леди не согласилась так же преклонить колено.
— Благодарю вас, капитан Писарь, — сказала Леанора, сложив руки на коленях и одарив меня безмятежной улыбкой. — А теперь ступайте и поймайте мне Волков. Желаю, чтобы все они были мертвы к весне.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Алундиец говорил с сильным акцентом, и большая часть его сленга была мне незнакома, хотя казалось, что я знал его всю жизнь. Разбойники бывают разных форм и размеров, с одинаково разрозненным набором баек о неудачах, описывающих их путь к жизни вне закона. Однако некоторые встают на путь злодея не из-за неверных решений или неудач. Наоборот, как этот покрытый шрамами жилистый негодяй с хаотично растущими усами и бакенбардами, они рождаются для этого. Я всегда находил любопытным то, что разбойники, склонные к предательству, обычно из этой породы. Словно ещё в утробе в самую фибру их существа посеяна жадность, которая всегда побеждает другие заботы, как только представляется возможность. Для такого человека, как этот, десять золотых соверенов короны представляли собой непреодолимый соблазн. И всё же я заметил лёгкий блеск стыда во взгляде разбойника, который, заикаясь и переминаясь с ноги на ногу, выкладывал свою историю, а его большие налитые кровью глаза постоянно метались между мной и лордом Элбертом.