— Ты же знал, что она — ангел перемен, Элвин. — Донеслась до меня насмешка Эрчела, когда я приблизился к коню, так вывернувшему шею, что окровавленная голова с разинутым ртом смотрела на лицо всадника. — Ты знал, что она принесёт, и всё равно шёл за ней.
Причина смерти всадника стала очевидной по неестественному углу шеи, сломавшейся, когда голова соприкоснулась с землёй. От удара забрало его шлема распахнулось, целиком открыв лицо. Король Томас Алгатинет, первый с таким именем в своём роду, встретил благородный конец. На его доспехах виднелось множество вмятин и царапин, и он умер, сжимая свой меч, клинок которого был в крови до самой рукояти. Но ни отвага, ни хитрость сестры не спасли его от падения с лошади и перелома хребта.
— Стоит отметить, король не великий, — продолжал Эрчел. — Но далеко и не худший. Видел бы ты, до чего дошёл его прапрадед. — Он рассмеялся и с отвращением покачал головой. — И ты ещё меня считал чудовищем.
Я понял, что не могу отвести взгляд от лица мёртвого короля, а мой разум зациклился на лихорадочных расчётах. «Королевство без короля. Кто будет править вместо него? И сколько крови прольётся ради того, чтобы это решить?».
— Это дело рук Эвадины? — спросил я, оторвав, наконец, взгляд от Томаса и посмотрев на Эрчела. Он стоял, и лениво дёргал подбородок убитого воина, развлекаясь тем, как рот трупа открывается и закрывается в пародии на речь.
— Элвин совсем перепугался, — высоким ребячьим голосом проговорил Эрчел, шевеля подбородком трупа в соответствии со своими словами. — Потому что Элвин глупый, легковерный еблан, который и впрямь думает, что его лжемученица собирается сделать когда-нибудь Завещание Сильды законом этих земель.
Мой гнев заново вскипел, и я снова бросился к нему, собираясь на этот раз срубить ему голову, почувствует он это или нет. Но прежде чем я до него добрался, на поле подул такой сильный и холодный ветер, что я остановился.
— Знай, что на самом деле это начинается здесь, — на этот раз серьёзным голосом сказал Эрчел, хоть и неохотно, как раб, принуждённый исполнять неприятную обязанность.
— Что и где начинается?
Он рассмеялся, и презрения в этом звуке слышалось не меньше, чем жалости.
— Безумная баба, из которой ты сделал мученицу, ошибается не во всём, Элвин. Второй Бич грядёт, и здесь… — он дёрнул головой в сторону королевского трупа Томаса, — … его начало.
Тогда буря подула с новой силой, и её неумолимый ледяной напор заставил меня пригнуться ниже. Снег летел густым шквалом, быстро превратив Эрчела в смутную тень.
— Её видения реальны, Элвин! — крикнул он через хлещущие завывания ветра. — Но она видит ложь, которую считает правдой! Она уже потерялась в этой лжи! Для неё уже слишком поздно! Со временем тебе придётся это принять! Но…
Удар ветра свалил меня на колени, и его сила послала ледяную волну через всё моё тело. Я содрогнулся, чувствуя, как этот сон ускользает, но всё равно изо всех сил старался расслышать прощальные слова Эрчела.
— … для тебя ещё не поздно…
— Зейтет дьен ухл?
Голоса. Слова. Смутные, далёкие. Эхом доносящиеся через мир мягко движущихся облаков.
— Эйла Таерит.
Голоса зазвучали громче. Любопытные, ритмичные, пронзительные. Я хотел, чтобы они убрались. Хотел снова заснуть, потеряться в этих мягких вздымающихся облаках, потому что они согревали и укутывали, словно одеяло, которое давала мне одна шлюха морозными ночами давным-давно…
— Ай, Ишличен! — что-то маленькое и твёрдое ткнуло мне в спину. — Лихл зейтет?
Тычок повторился, на этот раз сильно до боли, разворошив моё чудесное одеяло и вызвав приток холода, который охватил меня, словно морозный кулак гиганта-садиста. Я завопил и задёргался, пока совсем не очнулся, и не почувствовал, как с моей головы упал снег, а потом заморгал затуманенными глазами, глядя на два вертикальных пятна поблизости. От быстрого моргания пятна превратились в две маленькие фигуры в шкурах, смотревшие на меня широко раскрытыми, перепуганными глазами. Я снова дёрнулся от накатившего холода, отчего одна из фигур выронила палку, которой меня тыкала.
— Погодите… — прохрипел я, видя, как пара обменялась паническими взглядами. Я содрогнулся от натуги, освобождая руку из закрывавшего её снега и льда, и помахал им, отчего они, разумеется, развернулись и побежали. Я застонал и в отчаянии осел, а звук их маленьких ног, топающих по снегу, стихал вдали.