До того времени, как Рулгарт восстановился достаточно, чтобы ходить, я большую часть своих дней проводил с Лилат. Наше изучение окрестных лесов избавляло меня от его кислого лица и смягчало растущую уверенность, что скоро мне придётся его убить.
Моё знание каэритского языка дошло до уровня, на котором я мог составлять предложения, хотя произношение часто заставляло охотницу смеяться. Её знание альбермайнского тоже существенно улучшилось, и она уже могла частично отвечать на некоторые мои более глубокие вопросы.
— Улла научила, — ответила она на мой вопрос о её знании языка ишличен. — Она… узнала от… — Лилат нахмурилась, копаясь в памяти в поисках верного термина, — … бабушки.
— Бабушка Уллы путешествовала в земли ишличен?
Лилат в ответ насторожилась, словно я влез в какое-то частное дело.
— Каэриты иногда… путешествуем в ваши земли. — Я заметил некую уклончивость по тому, как она отвела взгляд, указывая на далёкие горы, поднимавшиеся на востоке над верхушками деревьев. — Они уходят. Возвращаются много времени спустя.
— Зачем?
Выражение её лица стало ещё более настороженным.
— Отправлены… учиться, — сказала она, поднимая лук. — Сейчас мы охотимся. После ты учишь.
— Отправлены кем? — настаивал я, и заработал в ответ только сердитый взгляд и молчание на целый час, который ушёл у неё, чтобы выследить и подстрелить зайца-беляка. И только вытаскивая стрелу из подёргивающегося трупа она проворчала короткий, неохотный ответ.
— Эйтлишь, он их отправил.
— Эйтлишь? — Я вспомнил, как Улла упоминала это имя в нашу первую встречу, и как она отказалась пояснить, что это значит. Видя теперь напряжённость Лилат, я понял, что это весьма важный человек, и к тому же тот, кого стоит бояться. — Кто это?
Она, избегая моего взгляда, подняла немного снега, начисто вытерла наконечник стрелы и убрала в колчан.
— Он скоро придёт.
— И это плохо? — спросил я.
Лилат помедлила, потом повернула ко мне лицо, на котором застыло сочувствующее и полное нерешительности выражение.
— Не знать… пока. Пойдём. — Она встала, поднимая зайца. — Теперь ты учить нож.
— Думаю, в этом ты освоила уже почти всё, чему я могу тебя научить. — Оглядевшись, я увидел под укрытой снегом листвой упавшую ветку. — Скажи, — спросил я, подходя к ветке, из которой на вид можно было получить две подходящих по длине палки, — что каэриты знают о мечах?
— Да не так! — голос Мерика был наполнен презрением знатока к новичку, и я понял, что его ухмылка сильно задевает моё самолюбие. — Писарь, кто учил тебя обращаться с мечом? Учитель танцев?
Я опустил свою ветку, очищенную от коры и грубо оструганную в подобие меча и выпрямился из позиции «к бою», которой научил меня Уилхем. Я как раз демонстрировал Лилат основы, отбивая её неуклюжие удары при помощи ударов по дуге, которые мне пришлось так долго осваивать. Развернувшись, чтобы окинуть юного сноба зловещим взглядом, я сказал:
— Милорд, меня учил рыцарь с великолепной репутацией, который научился своему искусству у одного из лучших фехтовальщиков своего века.
— Ты имеешь в виду лишённого наследства лорда Дорнмала, — ответил Мерик. — Насколько я помню, его репутация складывалась в основном из поражений почти на каждом турнире, где он участвовал, и из того, что он забыл свою клятву королю и спутался с Самозванцем. На Поле Предателей он потерял бы голову, если бы твоя малицитская сука не взяла его себе ручной зверушкой.
— Турнир — это не битва. — Чем сильнее я сердился, тем короче выходили слова. — И будьте любезны следить за своим языком.
От моего рубленого приказа лицо Мерика покраснело, его негодование вскипело от неуважения, выказанного керлом-разбойником.
— А может я тебе покажу? — сказал он, выходя из дверей дома, где он стоял и бросался язвительными замечаниями о моём уроке. — Миледи, позвольте? — спросил он, коротко поклонившись Лилат, и протянул руку к её деревянному мечу. Охотницу этот жест явно развеселил и озадачил, но она послушно передала ему оружие, дождавшись от меня кивка.
— Мы это уже проходили, — заметил я, когда Мерик повернул ко мне лицо. — Вы проиграли и пострадали от этого.
— В хаосе битвы многое может случиться. — Он предвкушающе улыбнулся и сам встал в позицию en garde. Его стойка была менее строгой, чем Уилхему удалось вдолбить в меня, колени лишь слегка согнуты, а «меч» он держал ровно и на уровне пояса. Он начал приближаться, но остановился от звука голоса его дяди.