— Если бы вы думали, что это правда, то, подозреваю, убили бы меня сегодня, невзирая на последствия.
Его лицо дёрнулось, а тело задрожало от усилий, которых ему стоило удерживаться прямо.
— Но ты был там? В замке… в конце? Что ты видел?
Я думал было соврать, состряпать какую-нибудь причудливую байку, которая принесла бы ему некое облегчение. Но, помимо интуитивной способности распознавать ложь, я ещё инстинктивно чувствовал людей, кто ложь терпеть не может. И к тому же сомневался, что Рулгарт сейчас искал облегчения. Его ненависть ко мне не могла сравниться с той ненавистью, которую он питал к себе, а ненависть бывает наркотиком не менее сильным, чем маковое молоко.
— Когда мы попали в замок, они все уже были мертвы, — сказал я. — Каждый солдат, каждый слуга, каждый аристократ. Убиты своими руками. Как я понимаю, они приняли яд, когда получили весть о том, что пали стены.
— А герцогиня? — требовательно спросил он. — Дети?
— То же самое, кроме леди Дюсинды. Мать ей тоже дала чашу, но она выпила лишь глоток. Нам удалось вовремя доставить её к нашему лекарю. Осмелюсь предположить, вы знаете, что принцесса Леанора отправила её на корабле в Куравель, где она обручится с юным лордом Альфриком.
Рулгарт скривил рот, и дрожание перешло в сильную тряску.
— Брак, который не случится, пока в моих жилах течёт кровь. — Он дёрнулся, выгнув спину, и несколько раз закашлялся, чем к несчастью разбудил Мерика от дремоты.
— Ты что задумал? — спросил он, выкарабкиваясь из своей самодельной кровати. Я увидел, что он раздобыл себе маленький нож — наверное, раскопал под хламом в доме. Он поднял на меня лезвие и бросился, чтобы встать между мной и дядей. — Назад, негодяй!
— Всё в порядке, — прохрипел Рулгарт, когда его кашель стих. Он рухнул на сваленные мешки, образовывавшие его матрас, и закрыл глаза. — Завтра, Писарь, — пробормотал он, — отыщи деревяшки получше. Махать такими кривыми палками ниже моего достоинства.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Мой второй урок стал более длинным и лишь немного менее болезненным повторением первого. На этот раз Рулгарт наносил побои одним из двух деревянных мечей, которые я выстругивал практически всё утро. Почти час он стоял в центре круглого участка ровной земли перед нашим ветхим домом и командовал мне атаковать его. На этот раз я использовал сочетание приёмов Уилхема, дополнив их своими собственными и вкладывал в удары и выпады столько же силы, как и в настоящем бою. Несмотря на это я добился не большего успеха, чем днём ранее, получив при этом очередную порцию синяков. Впрочем, меня немного порадовало, что на этот раз Рулгарту пришлось двигаться чуть больше.
— На сегодня хватит, — сказал он, уворачиваясь от удара снизу-вверх, и рубанул деревянным клинком по моим перенапряжённым рукам.
— Вынужден заметить, милорд, — проворчал я, стиснув зубы от свежих ссадин, и наклонился поднять упавший в очередной раз меч, — что я ещё не слышал из ваших уст ни слова наставлений.
Казалось, он решил меня проигнорировать, но потом помедлил в дверях.
— Писарь, как мне сказал однажды мой наставник, — сказал он, оглядываясь на меня через плечо, — бой зависит от тела, и никакие слова не научат тело так, как действие. Бою научишься в бою. — Он невесело улыбнулся и скрылся в доме. — А теперь принеси мне обед.
Так установилось наше ежедневное расписание: с утра работы по дому или охота с Лилат, потом дневные побои. Мерик с Лилат придерживались по большей части такого же расписания, хотя и с менее болезненными результатами. По моему совету она приняла предложение Рулгарта обучаться мечу с его племянником, и мне на зависть юный лорд оказался куда менее суровым учителем, чем его дядя. Любопытно, по прошествии дней я стал замечать, как речь Мерика стали приправлять каэритские слова, а альбермайнский охотницы улучшился почти до беглого. Со временем её версия нашего языка стала удивительной смесью текучих аристократических модуляций и рубленых керлских гласных, хотя её впечатляюще широкий словарный запас я приписываю себе.
— Неэлегантно, — сказала она, неодобрительно хмурясь, когда Мерику удалось сбить её с ног пинком по щиколотке.
— Но эффективно, — ответил он, протягивая ей руку. — Уродливого пелита тоже стоит съесть.
Примерно через неделю проявилась мудрость слов Рулгарта, поскольку я заметил нарастающее совершенствование моих навыков. Начал различать закономерности в его движениях, угол его клинка, когда он отбивал мои неуклюжие выпады, и то, как он поворачивал торс, чтобы нанести контрудар. Благодаря этому мне впервые удалось парировать его удар — наши деревянные мечи с грохотом соприкоснулись, и у меня получилось отвести клинок, непременно оставивший бы мне порез на лбу. Я увидел лёгкое изменение выражения лица Рулгарта, когда он шагнул назад, а прищуренные глаза могли говорить об удовлетворении. Если и так, то лучше мне от этого не стало, поскольку, чем быстрее я адаптировался к его трюкам, тем быстрее он преподносил новые. И тем не менее, я знал, что фехтую всё лучше, чему свидетельствовало то, что прошлая неподвижность моего наставника сменялась размеренной поступью — частично это объяснялось тем, что Рулгарту удалось восстановить свои прежние силы, но всё же дело было не только в этом. К третьей неделе я даже почти достал его своим ударом и с удовольствием видел, как он тяжело дышит по окончании тренировки.