— Всё это… — я обвёл рукой огромную глушь за окном, — каэритские земли?
— Всё каэритские, — подтвердила она, не отрывая глаз от тенистого чердака.
— И сколько их? Каэритов?
Видимо, вопрос показался ей неуместным или бессмысленным, поскольку она просто пожала плечами и сказала:
— Много. — Вдруг она выпрямилась, сжав мою руку. — Сейчас начнётся. Смотри.
Я снова поднял глаза и тут же потрясённо отпрянул, поскольку черноту наверху озарил ярко полыхнувший свет. Чертыхаясь и моргая влажными глазами, я отошёл назад. Когда зрение прояснилось, я увидел столп света, который идеальной вертикальной линией опускался с крыши башни в центр пола комнаты. Для солнечного света, проникшего через трещину, он был слишком ярким. Приблизившись, я почувствовал, что этот столп источает не только свет, но и жар. Не настолько сильный, чтобы нельзя было провести через него рукой, но я знал, что если задержусь, то вскоре на коже останется ожог.
— Как? — спросил я, снова вглядываясь вверх.
— Мне не удалось забраться повыше, чтобы узнать, — сказала Лилат. — Наверняка там какое-то стекло. Но не это самое интересное. — Она присела, провела рукой по пыли и на камне под ней показалось поблекшее изображение. Я понял, что оно было нарисовано, а не выгравировано, хотя цвета остались достаточно яркими, чтобы разобрать: солнце, окутанное пламенем.
— Всегда в начале осени, — сказала Лилат, — и вот куда он указывает. Когда начинается зима, он указывает сюда. — Она отошла и смахнула очередную порцию пыли в ярде справа от открывшегося солнца. На этот раз венок из солнца исчез, и солнце было укрыто облаками.
— Солнечные часы, которые отслеживают времена года, а не дня, — протянул я. Присев, я провёл рукой по полу, открыв новые рисунки — горы и звери, расположенные по кругу вокруг символов, обозначавших зиму и весну. А ещё при ближайшем рассмотрении между пиктограммами обнаружились знакомые буквы.
— Вот, — сказал я, указывая на буквы. — Это письменность.
Она нахмурила лоб, вглядываясь пристальнее.
— И ты знаешь её значение?
— Нет. Это не мой язык. — Я почувствовал укол из-за книги и руководства по переводу каэритского письма, подаренных мне библиотекаршей, вскоре лишённой библиотеки, и отданные мною женщине, которую эти люди называют Доэнлишь. Я столько дней носил их, не изучив даже капли их тайн, и теперь уже, вероятно, никогда не изучу.
— Мне нужна бумага, — сказал я ей, переползая от одного изображения к другому и рассматривая их жадным взглядом. — И чернила. Это нужно записать.
На лице Лилат появилось неохотное выражение.
— Вряд ли Улле это понравится.
«Похуй на то, что ей понравится». Я мудро не произнёс эти слова, вместо этого терпеливо улыбнувшись.
— Это важно, — сказал я, указывая на открывшиеся надписи и символы. — Это история. Ваша история. Однажды эта башня обратится в пыль, и всё будет утрачено. Тебе не кажется, что это стоит сохранить?
Но Лилат мои слова явно не убедили, её нежелание переросло в подозрительность, и она поднялась на ноги.
— Руины под горой, всё внутри горы, и это, — она указала на пол. — Улла говорит, это не сокровища, а предупреждения. А ещё… — в её глазах мелькнуло беспокойство, — Эйтлишь тоже так говорит.
— Почему? Предупреждения о чём?
Она проговорила короткую фразу, которую я уже слышал от Ведьмы в Мешке.
— Падение. — Она отвернулась и пошла к лестнице. — Надо уходить.
Мои мольбы подождать угасли, когда она стала быстро спускаться, явно не собираясь слушать. Понимая, что в части выхода отсюда я целиком зависим от неё, я решил, что моему учёному любопытству придётся подождать. Я понадеялся, что в будущем получится убедить её нанести ещё один визит сюда, и уж тогда-то прихватить с собой какие-либо письменные принадлежности.
Выбежав из башни, Лилат большую часть пути беспрерывно хранила молчание. Судя по тому, как она избегала моего взгляда, я решил, что её раздражение направлено внутрь, а не на меня. Я не стал нарушать молчание, пока мы не приблизились к деревне, где охотничий инстинкт заставил её присесть и разглядеть то, что на мой взгляд выглядело как несколько мелких чёрточек на земле.
— Кролик? — рискнул я, заработав укоризненный, хоть и весёлый взгляд.