— Да, — сказал я, когда пауза ещё больше затянулась, — Доэнлишь оставила на мне свою метку. Можем мы уже покончить с формальностями?
Из глубин капюшона донеслась очередная усмешка.
— Формальности, — сказал он, — это одна из немногих вещей, к которой ваш народ относится с какой-то привязанностью. Ритуалы, этикет, формы обращения. Бесконечные списки бессмысленных правил, которые постоянно изменяются по прихоти богатых и могущественных. Я нахожу их пустоту по-своему удивительно прекрасной. У каэритов мало что сравнится с этим праздным искушением.
Тогда он словно разбух, хотя и не подходил ближе, и роба снова закачалась, когда тело под ней стало увеличиваться. Он уже по росту сравнялся с Рулгартом, и быстро стало ясно, что он превосходит нас обоих в ширине плеч. Я понял, что мне приходится сдерживаться, чтобы не отступить назад и не поднять деревянный меч. Когда Эйтлишь снова заговорил, его голос приобрёл непререкаемый оттенок.
— И всё же, даже мы знаем ценность прививания вежливости, особенно при обращении к старшим представителям народа, который мог бы бросить твою грубую неблагодарную тушу замерзать в снегу.
Тогда ветер пошевелил край его капюшона, и на миг лунный свет заиграл на бугре покрытой венами обезображенной плоти, а потом тени снова скрыли черты его лица. Я с детства обладал отличным и отточенным инстинктом на опасность, и не питал иллюзий о силе угрозы, которую представлял собой этот уродливый человек. И всё же даже тогда моё яростное недовольство его властностью не позволило мне выразить явно ожидавшееся раскаяние.
— Я жив только потому, что она этого хочет, — ответил я, сурово глядя в глубины капюшона. — Поэтому признательность неуместна.
Эйтлишь издал нечто среднее между рычанием и вздохом, и из-за его неестественной утробности я задумался, является ли стоявший передо мной в полной мере человеком. Однако, видимо, что-то в моём вызывающем поведении его скорее удовлетворило, чем разгневало, и его раздутое тело уменьшилось до прежней сгорбленной бугристости.
— Ваалишь, желаю тебе крепкого сна и сладких снов, — сказал он Рулгарту, который сидел молча, безучастно глядя на нашу беседу. — Завтра я отправлюсь на запад и буду рад, если ты присоединишься ко мне в путешествии. А ты, — продолжал он, повернув капюшон ко мне, и в его голос вернулась резкость. Большая рука с бледной кожей, покрытой тёмной сеткой вен, показалась из-под робы, поманила меня, он развернулся и пошёл прочь. — Пойдём со мной. Нам надо многое обсудить.
Я спешно оделся, натянул сапоги и куртку и пошёл следом за ним. Несмотря на своё утверждение, Эйтлишь вёл меня молча по окраинам деревни к раздолью руин, занимавших ровный участок перед горой. Снег уже растаял, и природа некогда стоявшего здесь города стала ещё более очевидной. Хотя долгие годы его разрушала непогода, но в каменной кладке сохранялась точность, говорившая о весьма искусных каменщиках, которые возводили в своё время потрясающую архитектуру. Мой живой ум невольно воображал огромные дома, стоявшие на этих улицах, увенчанные, быть может, статуями величайших и лучших людей этих мест.
— У него было название? — спросил я Эйтлиша. — У города, который здесь стоял?
Он некоторое время шёл тем же ровным шагом, а потом соизволил очень тихо ответить:
— Таер Утир Олейт.
Последнее слово мне было незнакомо, зато я узнал «таер утир», относившиеся к двери или воротам, а значит город называли воротами куда-то. Не нужна была особая проницательность, чтобы понять, что за неровной трещиной в подножии горы впереди находится нечто важное. Сейчас она казалась значительно больше, чем при первом моём на неё взгляде, и я вспомнил, как далеко зашла Лилат, чтобы не пустить меня туда.
— Ты боишься не зря, — сказал мне Эйтлишь. — Мой народ не просто так избегает этого места.
— Тогда зачем мы туда идём? — Снова тишина, и сгорбленная фигура Эйтлиша брела дальше, не соизволив ответить. — Что будет, если я не пойду с тобой? — спросил я, раздражённо остановившись.
Он шёл дальше, не поворачиваясь, хотя на этот раз ответил быстро и с простой неоспоримой уверенностью:
— Я тебя убью.
— Ей бы это не понравилось, — сказал я, злясь на свой голос, который вдруг вероломно прозвучал несколько выше.