В руке вороний череп ощущался так же, как и любая старая кость — лёгкая и хрупкая вещица без какой-либо ценности, пустые глаза которой равнодушно смотрели на меня. А потом он на меня закричал. Звук переполнил мой разум, но не уши — разъярённое карканье от отвращения, из-за чего я взвизгнул, бросил его и отступил, потирая руку об рубашку.
— Ты ему не нравишься, — заметил Эйтлишь. — Не обижайся. Большинство из тех, кто сюда приходит, получают тот же ответ. Очень мало кто из нас получает благословение Олейт. — Он подчеркнул это слово, и стало ясно, что это наживка, соблазн очередным вопросом, который мне не стоит задавать.
— Кэйр, — сказал я, когда тревожный стук в моей груди поутих, и я смог заговорить. — Это значит… сила. В этих костях есть магическая сила.
— Магическая. — Эйтлишь весело усмехнулся. — Твой народ со своими дурацкими терминами. Но в твоих словах что-то есть. Кэйр это сила, которая обитает здесь, в этих останках тех, кто некогда жил. Ваэрит — это сила, текущая в них при жизни. В некоторых из нас поток сильный. При жизни мы приходим сюда, чтобы получить их благословение. После смерти мы к ним присоединяемся. — Он поднял руки и повернулся, словно охватывая всё помещение. — Олейт — это великое соединение тех, чей Кэйр задерживается после смерти и даёт наставления, когда они хотят.
— В некоторых из нас, — повторил я, и на ум пришло понимание. — Доэнлишь. В ней Ваэрит течёт сильно. Она наверняка тоже сюда приходила. И получила благословение.
Я хорошо видел черты лица Эйтлиша в свете факела, который он держал, и они показались мне любопытной пародией на красоту, словно их вырезал скульптор с искажённым чувством пропорций. Его полные красивые губы немного надулись.
— Во всяком случае, она сделала умный выбор, — тихо ответил он, а потом заговорил резче: — Как она поживает в ваших землях?
— Это вопрос, — заметил я, и его надутые губы расплылись в мягкой улыбке.
— Да. Не все вопросы здесь опасны. Вопрос лишь в знании, какие задавать. — Его глаза прищурились, а голос посуровел. — Доэнлишь. Я бы хотел, чтобы ты рассказал, как она поживает.
Я пожал плечами.
— Нормально, когда я видел её в прошлый раз. Хотя она считает нужным ходить по нашим землям с мешком на голове.
— Так и надо. Твой народ — животные, дикари, которыми управляет низменная жадность и неконтролируемая похоть. — Он говорил спокойным тоном, но я слышал в его словах укол, а ещё ожидание горячего ответа, и мне приятно было лишить его такого удовольствия. Улыбка сошла с его губ, и он продолжил: — Я давно говорил, что надо позволить вашему виду зачахнуть. Оставить вас бесконечным войнам и постоянному голоду. А Доэнлишь… — он умолк и нахмурился, и на его лбу выступила плотная паутина торчащих вен. Когда он продолжил, в его тоне презрение смешивалось с недоумением. — Некоторое время назад она пришла сюда и задала вопрос Олейт. Мне неизвестны подробности ответа, который она получила, но они привели её к заключению, что ваш народ на самом деле достоин спасения. И всё же она выбрала тебя в исполнители её великого плана. Это я могу приписать лишь отсутствию кандидатов получше.
— На самом деле она меня не выбирала, — ответил я, по-прежнему не поддаваясь на его колкости, и самодовольно улыбнувшись от осознания того, что я знаю больше него. — Понимаешь, моя жизнь была предсказана в давным-давно написанной каэритской книге.
Эйтлишь замер, грани его пародии на лицо дёрнулись в свете факела.
— Книге? — повторил он. Его голос стал скрежещущим, и из него исчезли все нотки юмора. Видя свирепость в его взгляде, я размышлял, а вдруг единственную опасность здесь представляет только он и его чудовищные мышцы. Я мучительно осознал, что у меня нет никакого оружия, помимо моих мозгов. Но, как я не мог сравниться с этим человеком по силе, так же сильно сомневался, что мог бы состязаться с ним в интеллекте.
— Она у тебя? — спросил он, шевельнув жилами на шее. Я видел, что он напряжённо старается удержаться от выражения своей страсти к познанию в более физической форме. Я помнил лицо цепаря прямо перед тем, как его убила Лорайн, и как упоминание о книге вызвало практически такое же ощущение потрясения. Очевидно эта вещь обладала куда большей важностью, чем я предполагал.