— Каэритский… — сказал я, двигаясь от кафедры к кафедре. — Ты каэритский писарь.
— Нет, — нетерпеливо сказал бородач, который копался в груде пергаментов на столе из розового дерева в центре комнаты. — Я историк, как и говорил тебе прежде… — Его голос стих, и он невесело усмехнулся. — Чего, разумеется, ты не можешь знать.
— На тебе нет отметин, — сказал я, и подошёл к столу, пристально глядя на его лицо. Его тёмная кожа была покрыта морщинами, но на ней не было ни следа изменения цвета, каким выделялись все люди его народа.
Ответил он тихо, охваченный плохо контролируемым страхом, его глаза, смотревшие в мои, ярко сияли:
— Нет. Но, могу поспорить, скоро будут. А теперь… — он спешно закончил рыться в сложенных на столе документах и потянулся за чистым листом пергамента, — я практически уверен, что всё привёл в порядок. Когда мы говорили в прошлый раз, ты закончил рассказ на том, как тебя схватили в замке Дабос. Декин был мёртв, и тебя почти повесили…
— Стой! — Я поднял руку и пошатнулся от очередной волны удивления. Мне пришлось даже схватиться за стол, чтобы не упасть. Когда мои руки вцепились в твёрдое отполированное дерево, мне в голову пришла мысль: — Если я здесь призрак, то как я могу трогать предметы?
— Мы уже всё это проходили… — Голос бородача стих, он вздохнул и закрыл глаза, пытаясь совладать с собой. — На самом деле ты ничего не трогаешь, — терпеливо проговорил он. — Это твой разум думает, что трогаешь. Твоё сознание сейчас здесь, но твоё тело — нет.
Его тон мне показался несколько снисходительным, а терпение уже подходило к концу от абсолютной неестественности всего этого, и я набросился на бумаги, намереваясь их разбросать. Я почувствовал грубую ткань пергамента, сначала слабо, потом отчётливо, и мои пальцы скользнули сквозь пачку, никак на неё не повлияв.
— Видишь? — спросил хозяин комнаты, взяв перо, и обмакнул его в чернила. Потом сел прямо, расправил пергамент рукой и в предвкушении посмотрел на меня. — Декин умер, а тебя схватили. У меня есть всё, что случилось потом, но не то, что привело тебя туда.
Я посмотрел, как из-за дрожания его руки с кончика пера упала капля чернил.
— Откуда ты это знаешь? — сказал я.
Очередная капля испачкала страницу.
— Потому что ты сам мне это рассказал, — проскрежетал историк. — Откуда же ещё?
— Я раньше никогда тебя не видел. И никогда здесь не был… — Я замолчал оттого, что в голову пришла странная и очень важная мысль. — Ты знаешь, что со мной случилось. Ты знаешь мою жизнь от этого момента до…
— У нас нет времени, старый призрак! — Его взгляд на миг метнулся к балкону, когда из города донёсся очередной гром. — Расскажи мне начало своей истории, чтобы я мог отсюда убраться. Так много от этого зависит.
Я посмотрел ему в глаза. Они светились огнём, который я много раз видел — отчаянным, почти лихорадочным блеском человека, который не знает, переживёт ли он этот день. И всё же, вместо того, чтобы убежать, он остался только для того, чтобы записать слова призрака.
— Если тебе нужна моя история, — сказал я, — тогда сначала мне нужны ответы. — Ноздри историка раздувались, и впадины под скулами углубились, когда он стиснул зубы.
— Ты всегда предупреждал меня, что с молодым тобой придётся нелегко, — пробормотал он. — Спрашивай, только быстро.
Я склонил голову в сторону балкона.
— Что происходит с городом?
— То, о чём ты рассказывал. То, что я не в силах предотвратить.
— Загадки мне ни к чему. Говори прямо.
Он снова вздохнул и вздрогнул, когда от очередного грома задрожал пол.
— Падение, — сказал он. — Ваш народ назовёт его Бичом. Оно, наконец, началось. Когда ты впервые явился, столько лет назад, ты рассказал мне, предупредил о Падении. Я не поверил… — Он замолчал, закрыв глаза и качая головой. — Это неизбежная судьба для тех, кто считает себя мудрым — видеть полнейшее доказательство своей глупости.
Я его едва слушал, мою голову переполнила жуткая важность того, что он мне сказал. Я понял, что вернулся на балкон посмотреть на далёкую сцену растущего хаоса. Ещё больше зданий уже лежало в развалинах, горели усеянные деревьями улицы, голоса — то ли от паники, то ли от безумия — звучали ещё громче. С такого расстояния было не различить отдельных людей в бурлящей массе, заполнившей улицы, но я видел, что именно эта растущая толпа и сеяла весь хаос, поскольку пламя и разрушение следовали за ней.