Я приподнял брови, натянуто улыбаясь, и смотрел на него, пока он снова не склонил голову.
— Живём за Леди…
— Это точно! — оборвал я его, похлопал по плечу и направил в сторону сторожевой башни. — Пойдём, посмотрим, смог ли мастер Эймонд хоть в кои-то веки приготовить съедобный ужин. Негоже было бы отправлять тебя с урчащим животом, а?
После того, как Тайлер с Лайамом отправились на север, прошла большая часть следующего месяца, и в Оплот Мученицы прибыл королевский гонец. Я склонен воспринимать эти дни как приятную интерлюдию, быть может оттого, насколько они отличаются от тех, что начались следом. Эймонда я произвёл в сержанты, и верховых разведчиков поручил по большей части ему, отправляя их на долгие разъезды по всем окружающим землям. Они теперь в основном пустовали — от нескольких деревень, которые прежде усеивали ближайшие долины, теперь остались только угли, да брошенные развалины — и уже не представляли никакой опасности. С разъездами в качестве следопыта я отправил Лилат. Она с радостью училась ездить верхом, хотя в её уголке каэритских владений это искусство, по всей видимости, было неизвестно. Я устроил целое представление, делая вид, что за удивительно короткий срок научил её альбермайнскому, укрепив свой авторитет в глазах самых юных новобранцев. Единственным исключением стала Вдова, которая очень скоро разглядела эту пантомиму насквозь.
— Капитан, похоже, она знает такие слова, которых не знают многие из нас, — заметила как-то госпожа Джалайна. — И не припомню, чтобы вы говорили такие слова в её присутствии.
— У язычников удивительный дар к языкам, — немного едко ответил я, поскольку её восприятие немного задело мою гордость. К тому же роте, несомненно, пошло бы на пользу, если бы она научилась обуздывать свои жестокие инстинкты.
Начав обучать свой маленький отряд шпионов тонкостям разбойничьих искусств, я быстро понял, что Джалайна — мой самый лучший ученик. Однако скорость, с которой она приобретала новые навыки, была под стать её вспыльчивости. Простой урок, как играть в «семёрки» вылился в драку на кулаках, когда одному рекруту удалось подменить игральную кость на утяжелённую так, что Джалайна этого не заметила.
— Конечно он жульничал, — сказал я, оттаскивая её от бедолаги с разбитым носом. — Так и должно быть.
Под видом наказания я дал ей время остыть, назначив ей той ночью двойную вахту в дозоре. Когда небо совсем потемнело, я вышел из башни с бутылкой бренди в руке. Джалайна уселась на каменистый уступ на гребне хребта, из которого получилась хорошая точка обзора. Она угрюмо и неподвижно смотрела вдаль, и лишь немного пошевелилась при звуках моего приближения.
— Вот, — сказал я, передавая ей бутылку. — Холод отгонять.
— Ночка приятная, капитан, — отозвалась она, но всё равно поднесла бутылку к губам. Сделав неразумно большой глоток, она моргнула и закашлялась. — Крепкая штука.
— Ты ведь к выпивке непривычна? — спросил я, видя, как выразительно скривилось её лицо.
— И капли в рот не брала, пока не примкнула к вам. — Джалайна улыбнулась и снова приставила бутылку к губам, на этот раз отхлебнув ещё больше. — По правде говоря, не знаю, нравится ли мне, — сказала она, потом поводила языком по рту и отпила ещё. Я смотрел, как она выпила половину бутылки, видя, как напряжение уходит из неё, а гнев сменяется опьянением. — Понимаете, у нас это осуждалось, — промямлила она наконец, — Среди Возлюбленных.
— Возлюбленных?
— Так мы себя называли, Возлюбленные. — Джалайна немного покачнулась, пытаясь подняться, но я жестом показал ей сидеть. Мы оба уселись на краю уступа. — Возлюбленные Серафилей. Во всяком случае так мать и отец говорили мне и моим сёстрам. — Она наклонилась ко мне по-заговорщически изогнув брови. — Никому из вас, грязные невозлюбленные, этого рассказывать не следовало, но почему бы и нет? — Она чуть срыгнула и горько вздохнула. — Хули бы и нет?
— Чего рассказывать-то? — подсказал я, и её вздох перерос в усмешку.
— Ну как же, бесспорную истину, что вы, и все остальные невозлюбленные, не будете допущены до Порталов, когда умрёте, конечно. Никакой благословенной вечности для таких невежественных грешников. Она только для нас, ибо только Возлюбленным не лень тащить свои святые жопы по каждой ебучей тропе паломников в этом жалком ёбаном королевстве.
Я поморщился. Хотя к брани я был привычен, но с её языка она казалась странной, словно ребёнок впервые говорил запретные слова.
— Вот фчём смысл, поэл? — Она пошевелила бровями, глядя на меня. — Вот как пройти через Порталы. Тошто надо ещё много чего делать. Не пить… — Она замолчала и ухмыльнулась, посмотрев на бутылку в своей руке, — не ебстись ни с кем, кроме мужа, которого тебе выбрали старшие. Я этого ублюдка почти не знала до ночи, когда он залез ко мне в постель. Умора, а?