Утро принесло неприятную прохладу и бледное затянутое небо. Последнюю милю дороги, когда мы отделились от роты и вошли в сам город, нас сопровождал снег. Но прохладная погода никак не остудила настроение толпы, бредущей позади Помазанной Леди, и многочисленных горожан, вываливших на улицы приветствовать её.
— Миледи, вас благословили Серафили! — кричала пожилая женщина из окна верхнего этажа, по её щекам текли слёзы, а за обильный живот цеплялся плачущий младенец.
— Вы нас всех спасёте, Помазанная! — вопил тощий мужчина в рясе мирянина, поднимая руки и выпучив глаза от обожания. В своей страсти он оказался на моём пути, протягивая руку к закованной в броню ступне Эвадины. Видя, как его пальцы зацепились за её стремя, я ударом пятки заставил Ярика броситься вперёд, и от удара плеча боевого коня парняга укатился обратно в толпу. Толпа вопящих, кричащих и махающих руками людей вскоре стала такой плотной, что нам с Уилхемом, чтобы двигаться дальше, пришлось подъехать прямо к коню Эвадины.
К счастью, ближе к святилищу нас встретило более упорядоченное зрелище. Здесь, на улице, ведущей к главной площади, несколько дюжин хранителей Ковенанта в чёрных рясах выстроились, сцепив руки и образовав кордон для беспрепятственного проезда. Я видел среди этих служителей веры несколько обожающих лиц, но большинство напряжённо стояло безо всякого выражения, а некоторые мрачно и неодобрительно хмурились. Если большая часть населения города пылко приветствовала Помазанную Леди, то уже среди тех, кто стоял всего на одну ступень выше в иерархии Ковенанта, такие чувства разделяли далеко не все. Не очень-то хотелось представлять, какой приём нас, скорее всего, ждёт от старшего духовенства.
Главная площадь города занимала пол акра мостовой, ведущей к широкой лестнице святилища мученика Атиля. Сегодня её окружала шеренга королевских солдат в доспехах, стоявших со скрещёнными алебардами. Они не стеснялись пользоваться древками своего оружия, чтобы не давать толпе хлынуть следом за Воскресшей мученицей, как только её отряд проехал через их шеренгу, но тычки и редкие удары не очень-то помогали охладить энтузиазм народа. Глянув направо, я увидел в первой линии толкучки пожилого мужчину, безумно размахивавшего обеими руками, его лицо светилось от рьяного изумления, и он не замечал крови, капавшей из свежего пореза на лбу.
«Набожность по своей сути бессмысленна», эхом пронеслись в голове слова Уилхема, когда я перевёл взгляд с толпы на святилище и на ряд ярко разодетых аристократов, ожидавших прибытия Эвадины. Ясно было, что расстановка двора короля Томаса в этот благоприятный момент выполнялась с особой тщательностью. Придворные и старшие служители занимали нижний уровень, а рыцари и придворные Алгатинетов стояли посередине. Ещё выше находились представители королевского дома — небольшой парад великолепно одетых дворян с одним очень высоким исключением. Сэр Элберт Болдри возвышался надо всеми вокруг, длинная красная накидка развевалась на жёстком снежном ветру. Его доспехи, как и у Эвадины, как-то умудрялись блестеть, несмотря на отсутствие солнца. Раньше я видел королевского защитника только мельком и не мог разглядеть его лица. Оно показалось мне грубее, и ему не хватало героической красоты, какую я себе представлял. У него был нос крючком, и кости выпирали под кожей, которая из-за пересекающихся шрамов на холоде выглядела пёстрой. И каким бы непобедимым он ни был, казалось поразительным, что даже могучий сэр Элберт не неуязвим к ранам. Справа от королевского защитника, занимая самое близкое к королю место, стояла юная женщина в тёмной бархатной накидке, которая прекрасно подходила к шикарным волосам, каскадом ниспадавшим по её плечам. На голове она носила тонкий золотой обруч, который по придворному этикету официально не требовался, а скорее обозначал знак её статуса, но всё же напоминал всем присутствующим о её королевской крови. Я знал, что это, должно быть, принцесса Леанора, старшая сестра короля и мать скучающего паренька лет десяти, переминавшегося возле неё с ноги на ногу. Его раздражённо нахмуренное лицо и ёрзанье разительно отличалось от строгой напряжённости его матери. Она сурово, сосредоточенно смотрела на Эвадину без какой-либо снисходительности или натужной любезности на лице, присущих остальным придворным. А ещё её рука, украшенная несколькими кольцами с драгоценными камнями, яростно сжимала плечо сына.