— Думаю, — проворчал я, переводя взгляд, чтобы детальнее рассмотреть окружение, — дело тут не в каком-то давно забытом долге или жалкой вражде.
Вглядываясь по обе стороны от отвлекающего внимание лица, я разглядел на косо падающем слабом свету влажные каменные кирпичные стены и потрескавшийся от времени пол. Других обитателей я тут не увидел, а значит Тайлера и Джалайну, если только они выжили, держали где-то в другом месте. А круглая дыра в полу вызвала поток воспоминаний и, хотя моего пленителя я так и не вспомнил, но понял, что это за тюрьма. Внутренности Жуткого Схрона, где Эрчел решил навестить меня в первом сне. Я подумал, что в этом есть печальный, хоть и загадочный смысл.
— Долг? — переспросил человек со шрамами. — Нет, милорд, ты не должен мне ни шека. А вот вражда ближе к делу, хотя и не с тобой. Не лично, во всяком случае. Но прошу, не позволяй себе заблуждаться, от этого ничего не изменится.
— Так значит… — Я снова посмотрел на него, выдавив из себя улыбку, которая наверняка была больше похожа на кривую ухмылку, — искреннее обещание кучи золота, на которую ты сможешь жить в роскоши до конца своих дней, было бы бессмысленно?
— Именно. Как и любые заверения в королевском помиловании или милосердном отношении. Так что прошу, не оскорбляй меня подобным. — И хотя говорил он лёгким тоном — насколько позволял его дробный голос — я видел в его глазах суровое предупреждение, и понял, что этот человек склонен не грозить, но обещать.
— Даже и не подумал бы, — сказал я. — Однако предпочёл бы узнать твоё имя, поскольку у тебя, похоже, есть передо мной преимущество.
Он отступил на шаг и по-военному выпрямил спину.
— Даник Тессил, милорд. И скажу, что это честь для мне, встретиться с человеком такой известности, хотя и заработанной злонамеренными делами. Думаю, я не ошибся бы, сказав, что Декин очень гордился бы тем, каким ты вырос.
— Даник Тессил, — повторил я, с сомнением щурясь на его изуродованное лицо. Из всех историй о резне на Моховой Мельнице чаще всего рассказывали об ужасной судьбе братьев Тессил. — А ты неплохо выглядишь для человека, который много лет назад умер повешенным на крыльях мельницы.
Он покачал головой, глядя куда-то вдаль, и в глазах отразилось то, что я принял за неохотное воспоминание.
— Это они вытащили из кучи раненых какого-то другого бедолагу с обожжённым и изрезанным лицом. Судьба человека часто зависит от таких странностей, не находишь? Всего лишь упавшая игральная кость делает его богачом или нищим. Встреча с правильной женщиной сделает его счастливым, а с неправильной — предвещает жизнь, полную страданий. В моём случае такой странностью было оказаться в куче рядом с разбойником, который получил такие же ранения, как я. Это его вытащили и заставили смотреть, как надругаются над трупом моего брата, его они вспороли и повесили на мельнице, поспорив, сколько он протянет. И всё это время я лежал среди мертвецов и сдерживался, чтобы не закричать. На рассвете я задушил стражника, которого они выставили охранять мёртвых, и сбежал. Примерно, как и ты, да?
«Не совсем», подумал я. «Я убил одного из своих, чтобы выбраться».
— Ты говорил о вражде, — напомнил я.
— Точно. Оказалось, что-то меняет человека, который в ужасных муках лежит среди мертвецов. — Скованность в его позе пропала, и он со стоном присел на приподнятую ступеньку, окружавшую колодец. — Не хочу марать память о твоём наставнике, милорд, но мы с братом никогда не были в восторге от разговоров Декина о захвате герцогства. Нам нужны были золото и оружие — настоящая награда, ради которой мы и собирались штурмовать замок Дабос. Будь у нас достаточно монет и оружия, рванули бы на запад, собрали бы свою свободную роту вдалеке от королей и герцогов Альбермайна. Больше не пятнали бы свою честь обычным воровством и общением с отбросами Марки. Мы думали, что всё это ниже нашего достоинства, и нас втянули в это неудачи и несправедливость знати. Понимаешь, мы хотели снова быть солдатами, ведь это единственное дело, в котором мы когда-то преуспевали. За западными границами идут нескончаемые войны, и множество принцев и вождей готовы платить чужеземцам, чтобы те сражались за них.
Даник помолчал, горько вздохнув.
— Мне стыдно сейчас об этом думать, Писарь. Ведь война вызывает такую подлую жадность, такое пренебрежение страданиями. И лёжа там среди всех этих дёргающихся, искалеченных тел, я пришёл к точному осознанию: мечта Декина о захвате герцогства всегда была безнадёжной, ведь как может такой низкий человек подняться настолько высоко? Это может случиться, только если над ним нет никого, кто может подняться. В тот миг я понял, что дальше буду сражаться только в одной войне, и только одну распрю мне осталось завершить. — Тут его голос зазвучал пылко, словно у человека, декламирующего свои главные убеждения. — Я отомщу за моего брата и сорву прогнивший облик продажности, превративший это королевство в то, чем оно стало. Ковенант, Корона, загребущие жадные герцоги, и их льстивые дворяне. Все падут.