— Из-за моей задачи мне приходится ходить далеко, — сказала Ведьма в Мешке. — Эти горы стоят на землях, которые мало кто из твоего народа видел. Я ходила по опалённым на солнце пустыням, плавала по раздираемым штормами морям. Видела острова огня и льда. Меня благословляло наслаждение и проклинала опасность. Всё это на службе моей задачи, Элвин, и ты тоже.
— Желаю я того или нет?
— Почему ты решил, что хоть у кого-то из нас есть выбор? Не забывай, ты же написал книгу.
— Так значит ты знаешь, что я встречался с Эйтлишем.
— Конечно. Историк записал отчёт о вашей встрече много веков назад, потому что ты ему об этом рассказал.
— А значит, ты также знаешь, что Эйтлишь очень хочет, чтобы ты вернулась в каэритские земли. Он отправил вейлишь тебя выслеживать.
— Да. Она очаровательна, не правда ли? Но, думаю, лучше её таланты использовать тебе, ведь тебе ещё столько нужно сделать.
— И всё это есть в книге, правильно я понимаю?
Она наклонила голову, и её губы чуть изогнулись в извиняющейся улыбке, отчего я горько вздохнул, но ещё в груди появилась крупица надежды.
— Мне ещё многое надо сделать, — сказал я. — Многое из того, что уже было записано. Значит, я должен это пережить.
— М-м-м. — Её улыбка сменилась слабой гримасой. — А вот тут всё делается… запутанным.
— Как запутанным?
— На первый взгляд время часто выглядит кру́гом — и это определённо так в твоём случае. Чтобы написать настолько полный отчёт о твоей жизни, ты должен был прожить долго, чтобы поделиться рассказом с историком. И всё же, чем больше я узнаю о времени, тем больше оно мне напоминает реку, чем колесо. Оно течёт всегда вперёд, часто меняет курс, иногда возвращается в себя, а иногда разделяется, неожиданно ветвясь в мириады разных направлений. Оно всегда соединяется, но некоторые ответвления теряются, несмотря на пророчества или видения.
— Ты имеешь в виду, что я легко могу завтра умереть.
— Ты легко мог умереть в любой день, Элвин. Почему завтра настолько важно?
Я стиснул зубы.
— Ещё бы не важно, если завтра неотвратимо ждут пытки и смерть.
— Ты разве не слушал? Нет ничего неотвратимого. Нет ничего неизбежного. И всё же, я подозреваю, что у тебя ещё много дней впереди, или, быть может, я просто жертва надежды, ибо твоя смерть очень сильно меня расстроит. С наступлением утра река сменит курс, но я думаю, что она понесёт тебя и дальше. А вот другие могут пропасть в течении. — Её взгляд сурово блеснул. — Она может пропасть.
Я не сомневался, о ком она говорит — по тому, как она это подчеркнула, всё сразу стало ясно.
— Эвадина? Она даже не знает, что случилось.
— Чтобы вылечить её, мне пришлось взять от тебя, из самого твоего ядра. Вас соединили, связали узы, которые никогда не разорвать. Она почувствовала угрозу тебе почти сразу, вероятно решив, что это очередное видение. Не беспокойся, она придёт за тобой, и когда придёт, это может означать её конец, потому что для любви естественно забывать об осторожности.
Сердце внезапно заколотилось, и я шагнул к ней, заговорив ровным и командным голосом:
— Как мне это остановить? Как избежать этого? — Я протянул к ней руки, схватил её за плечи, выкрикивая свои требования ей в лицо, которое при этом выражало лишь небольшое беспокойство. — Ты знаешь! Это есть в книге! Расскажи!
— В книге ты написал много всего, Элвин, — печально сказала она. — Лишь некоторое исполнилось. Этой жизни, жизни, которая привела тебя в это место в это время, не было на тех страницах. Река повернула, и ты повернул вместе с ней. Всё, что я знаю, я тебе уже рассказала. — Её рука снова погладила мою щёку, и я увидел блеск слёз в её глазах. — Пожалуйста, переживи это и спаси её, если сможешь. Очень многое от этого зависит. А теперь… — она быстро принюхалась и отвела руку назад, — тебе пора просыпаться. — Её рука молотом врезалась в мою челюсть, расколов сон, словно стекло. Горы рассыпались на осколки, рухнув в пустоту, а моё тело дёрнулось в ответ на боль многочисленных синяков, и в уши с раздражающей настойчивостью проникло тихое ритмичное царапанье.
Содрогнувшись, я проснулся, почувствовав под лицом твёрдый и влажный камень. Во сне я двигался, и теперь оказался близко от края колодца. Я лежал, задыхаясь от тревоги, и понял, что что ритмичное царапанье исходило из этого мрачного отверстия. «Крысы», первым делом решил я, хотя моё время здесь было примечательно отсутствием визитов грызунов. Потом в голову пришла другая, более мрачная мысль, которую вызвала прощальная насмешка Арнабуса: «Призраки Жуткого Схрона. Они существуют».