— Не… — выдохнул Дровосек, когда я разрезал верёвку, державшую колышек у него во рту. — Не сказал гадам ничего, капитан. — Его передёрнуло, когда я принялся за его узы. — И никто не сказал.
— Я знаю, — сказал я. Перерезав ножом его узлы, я направился к Тайлеру, пока Лилат освобождала Джалайну. Я-то думал, что именно она после освобождения проявит наибольшую ярость, но полный выход своим чувствам дал Тайлер.
— Ёбаный говноед, сукин сын! — завопил он, схватил упавшую кочергу и бросился на труп палача. Я хотел было предупредить его, чтобы не слишком шумел, но дальнейшие увечья он наносил с бессловесной самоотверженностью, и я решил его не беспокоить.
Немного покопавшись среди обломков, я отыскал кучу частично порванной одежды и сапог, которые отдал Дровосеку и Джалайне. Несмотря на содрогание от боли Дровосека и ярость Тайлера, больше всего меня беспокоило поведение Вдовы, поскольку она почти не проявляла никакого беспокойства.
— Он сказал, что оставил меня на завтра, — сообщила она, заметив, как я смотрю на её неповреждённую кожу. — Сказал, это произведёт на вас лучшее впечатление. — Накинув на плечи куртку, она надела штаны и указала на топорик у меня за поясом. — Можно мне?
— Прошу. — Я передал ей оружие и оглядевшись вокруг, с тревогой обнаружил, что в эту башню только одна точка входа и выхода.
— А тут есть какие-нибудь старые голые кости, через которые можно пробраться? — спросил я Лилат, вопросительно приподняв бровь. В ответ она лишь покачала головой.
— Можно подняться наверх, — предложила она, глянув на мрачные высоты верхней части башни. — А потом спуститься по другой стороне.
— Прошу прощения, капитан, — сказал Дровосек, по мышцам его лица и шеи было видно, как он сдерживает мучения, — но прямо сейчас я и на дюйм не поднимусь.
— В любом случае, скоро рассвет, — бросил я, направляясь к двери. — Нет времени ни на что, кроме как постараться ускользнуть отсюда. Ты всё? — спросил я Тайлера, когда он прервал свои упражнения. Он выпрямился над телом палача, потёр нос запястьем и стряхнул с кочерги скопившиеся на ней фрагменты черепа и мозги.
— Пока да, — фыркнул он и повернулся ко мне, глядя спокойными блестящими глазами под обожжёнными почерневшими бровями. Он никогда не был самым привлекательным мужчиной, но теперь по сравнению с ним даже меня можно было назвать красавцем. — Но мне нужен Тессил, — сказал он. — Когда я с ним закончу, он перед всеми мучениками пожалеет, что не остался мёртвым.
— Ты его получишь, если будет возможно, — пообещал я. — Оденься и выходим.
Если бы наша группа состояла только из меня, Тайлера и Лилат, то, думаю, мы могли бы той ночью сбежать из Жуткого Схрона без приключений. К сожалению, Джалайна и Дровосек не были привычны к скрытности и не обладали разбойничьими инстинктами самосохранения, необходимыми для такой задачи. Однако мы попробовали, проскользнув через дверь башни в траву и остановившись только для того, чтобы Дровосек подобрал алебарду одного из убитых охранников. Для меня это источник постоянного сожаления, что я не приказал ему оставить её, поскольку именно лезвие этого оружия нас и выдало. Бывший владелец алебарды был ленивым охранником, но раздражающе старательно ухаживал за своим оружием. Когда мы попытались взобраться на невысокую стену у южного края крепости, дразняще близко к тёмным, гостеприимным объятиям леса, на лезвие попали первые проблески рассвета, поднимавшегося над верхушками деревьев. К сожалению, ближайший часовой не разделял медлительный подход своих товарищей к военной службе и тут же с энтузиазмом во всё горло поднял тревогу.
Я и Тайлер, подстёгиваемые разбойничьими инстинктами, немедленно перепрыгнули обрушившуюся стену и побежали по полю к деревьям, Лилат быстро последовала за нами. А Дровосек и Джалайна, к сожалению, нет. Услышав, как крик часового резко оборвался, я, остановившись, повернулся и увидеть, как Дровосек яростно рубит часового. Позади него к месту действия уже спешила ещё дюжина охранников. Я с замиранием сердца наблюдал, как Джалайна подняла топорик и бросилась на приближающуюся группу солдат. «Такая ярость никогда не утихнет», подумал я, вспоминая её слова той ночью на гребне. Она вела себя слишком спокойно, когда мы её освободили: словно бутылка сдерживаемой ярости ждала возможности взорваться. Теперь эта возможность появилась.
— Уходи, если хочешь, — сказал я Тайлеру, бросившись обратно к крепости.