— Будь проклята эта нога, — сказал король, остановившись перед прямоугольной оградкой вокруг розовых кустов, колючие ветки которых стояли голыми от зимней прохлады. Он провёл рукой по верхней части бедра, и я понял, что король немного хромает. — Один из перебежчиков Самозванца сильно хрястнул меня булавой на Поле Предателей. В холодную погоду болит сильнее.
— Я слышала немало историй о вашей отваге в тот день, ваше величество, — сказала Эвадина.
— Хотя и не так много, как о вашей, а? — слова короля сопровождала жалкая и одновременно тёплая улыбка. — Вы ведь на самом деле скрестили мечи с самим великим лжецом, да?
— Лишь мимолётно, ваше величество. Толкучка в битве сместилась, и нас разделило. Видимо, вскоре после этого он сбежал.
— Да. — Король Томас вздохнул и снова медленно зашагал по гравийной дорожке. — Леанора собрала множество диких баек про его побег. Говорят, в какой-то момент он прятался в животе гниющего зверя, чтобы скрыться от моих рыцарей. — Он оглянулся через плечо на сестру. — Это был бык, дорогая сестра? Я забыл.
— Шайрская лошадь, дорогой брат, — сказала принцесса. Это были первые слова, что я услышал из её уст, и счёл их тщательно нейтральными. Она прятала руки в колоколовидных манжетах изумрудно-зелёного халата и держалась напряжённо, и по её позе я понял, что она рассматривает эту странную встречу с той же тревогой, что и я.
— Шайрская лошадь, да, — ответил король. — Вот бы он застрял в тех внутренностях и сгнил начисто. Надёжные источники сообщали мне, что сейчас он копошится в пещере где-то в Альтьенских горах. Я требовал от бедного герцога Галтона отправить больше войск и уничтожить труса, но в землях кланов всегда сложно вести поиски. И всё же Самозванец уже сломлен. Нет уже никаких полчищ, только горстка последователей. На самом деле он больше не самозванец, и последняя из наших нынешних забот, а их у королевства немало.
Пока король говорил, его слова утратили начальную легкомысленность, и тон стал более весомым — таким, который требует ответа, когда он выжидающе замолчал. Эвадина такое всегда отлично чувствовала и поспешила заполнить пустоту:
— Ваше величество, сегодня я поклялась, что мой меч будет служить вам, — сказала она. — Прикажите мне, и я сражусь с любой угрозой этому королевству.
— Ваш меч — да, — кивнув, сказал король и поджал губы. — Но как насчёт вашей роты? Если, конечно, рота — верный термин для такого большого воинства.
— Моя рота и мой меч — это одно и то же, ваше величество. Прошу, не сомневайтесь в этом.
Король снова оглянулся на сестру, на этот раз молча. Я увидел чуть самодовольное удовлетворение в его приподнятых бровях, прежде чем он снова посмотрел на Эвадину.
— Сомневаться? — сказал он, рассмеялся и похлопал её по наручу. — Умоляю вас, миледи, я никогда не испытывал никаких сомнений касательно вашей преданности, несмотря ни на какую клевету, что шептали о вас. Вы может и не помните, но мы с вами играли в детстве, один раз. Это был чудесный летний день во дворце в Куравеле. Вы бросали мяч с каким-то пухлым пареньком и ещё с одним, который был вдвое его меньше. Боюсь, не вспомню их имён. В любом случае, там случился какой-то спор, большой парень толкнул вас, и вы сильно разбили коленку. Я-то ожидал, что вы расплачетесь, но вы схватили горсть гравия, бросили ему в глаза и пнули прямо по яйцам.
Он ностальгически усмехнулся, а у Эвадины так не получилось, и она выжала лишь болезненную улыбку.
— Сэр Элдурм Гулатт, ваше величество, — сказала она.
Весёлость короля померкла, и он приподнял бровь:
— А?
— Пухлый паренёк, — сказала Эвадина. — Его звали сэр Элдурм Гулатт, до недавнего времени лорд-защитник Рудников вашего величества. Он утонул в реке во время погони после Поля Предателей.
— О-о, конечно. — На лице короля Томаса отразилась печаль. — Припоминаю, что мне рассказывали о его судьбе. Грустная история, несомненно. Но в военное время много грустных историй, и мне кажется, долг короля состоит в том, чтобы таких историй было как можно меньше. И я бы ещё сказал — прошу, поправьте меня, если ошибаюсь, — это так же и долг Воскресшей мученицы, поскольку разве мир не есть вечное обещание благодати Серафилей?