— У нас есть палатки, — сказала Эвадина. — Придётся потерпеть, пока не соберём больше материалов. — Она посмотрела вверх — на башню на высокой, заросшей травой насыпи за второй стеной. — Выглядит практически нетронутой.
Её оценка оказалась верной, как мы узнали, поднявшись по крутой витой лестнице в башню. Хотя толстая дверь, обитая железом, некогда закрывавшая главный вход, теперь проржавела и развалилась, на остальном строении не было таких повреждений, как везде вокруг. По бокам от двери стояли два бастиона высотой до середины башни, и их внутренние стены с множеством бойниц для лучников смотрели на вход. Внутри нижний этаж состоял из большой круглой комнаты, центр которой занимал высокий помост. Позади помоста вдоль стены шло несколько комнат поменьше, и в каждой — камин, а значит, это были жилые помещения. В центре комнаты был большой люк с целой, несмотря на возраст, крышкой, под которой открывалась лестница вниз. У нас не было факела для инспекции мрачных подземелий, но от камушка, который я пинком отправил в пустоту, разнеслось громкое эхо.
— Хватит места для склада, — заметила Эвадина.
— И для узников, — добавил я. — Ни разу не видел за́мка без темницы.
Я опустил крышку люка на место и пошёл к помосту.
— Здесь когда-то сидел господин этого замка, — сказал я. Хорошо было бы найти величественный стул с высокой спинкой, на который можно было бы усесться, но вместо него там лежала только пыль. — Согласно хроникам, последний северный аристократ, сидевший здесь, ни разу даже не устроил нормальный приём, прежде чем прибыли алундийцы и разбили его стены.
— Тут жутко холодно, — Эйн обхватила себя руками, скорчив гримасу. — Развести огонь, миледи?
— Да, Эйн, пожалуйста, — сказала ей Эвадина, указывая на комнаты в задней части помещения. — Выбери одну для меня и одну для себя. Но проверь, что дымоходы чистые, прежде чем что-то поджигать, — добавила она, когда Эйн побежала в указанное место.
Я подошёл к лестнице, которая вела вдоль изогнутой внутренней стены башни — спираль пыльных ступенек поднималась в мрачные верхние этажи. Потолок нижнего этажа находился на высоте около двадцати футов и по большей части скрывался в тени, но, подняв голову, я увидел удивительное зрелище.
— Мученики, — сказал я Эвадине, указывая на потолок. Посмотрев наверх, она тихо воскликнула от радости, разглядывая картину, покрывавшую его от стенки до стенки. Это был круг мучеников, расположенных по краям пылающего солнца. Изображены были все основные мученики, и причём с такой живостью и точностью, какой не найдёшь на неестественных картинках в иллюстрированных манускриптах. Тут словно настоящих людей запечатлели в процессе действия. Мученик Стеванос вышел особенно поразительным — высокая, яркая фигура с волнистыми седыми волосами и бородой. Это была всем известная сцена с начальных страниц его свитка — первый мученик замер, встав между захваченным вражеским солдатом и толпой, намеренной забросать его камнями до смерти.
— Вы видели когда-нибудь подобное? — спросил я Эвадину.
— У некоторых фресок в Куравеле похожая детализация, — ответила она. — Но я не видела ничего настолько…
— Живого? — предложил я, помогая ей подобрать слово.
— Да, живого… настоящего. И не могу угадать руку художника. Наверняка способный на такое должен остаться в истории.
— Возможно где-то там есть подпись. — Я прищурился, переводя взгляд с одного мученика в тенях на другого. — Поищу, когда принесём сюда свет. Хотя, если хотим сохранить это, то надо соблюдать осторожность. Сажа и дым от масла запятнают роспись и приглушат цвета. Предположу, что она так хорошо сохранилась, потому что башня много лет пустовала.
— Это знак, Элвин, — почтительно прошептала Эвадина. Когда она повернулась ко мне, я увидел ту же обескураживающую уверенность, которая так ярко сияла после её пробуждения в Фаринсале. — Здесь наше место. Именно здесь по-настоящему начинается наше дело.
Я в ответ лишь кратко кивнул и развернулся, чтобы подняться по лестнице. Обычно слова между нами лились легко, но когда на передний план выходил её пыл, мой язык сковывала неуверенность и тяжесть той лжи, которую мы ей рассказали.
— Будем надеяться, ступеньки целы, — бросил я, безуспешно пытаясь её отвлечь.
— Я тебе ещё не говорила, — сказала она, следуя за мной наверх, — но на меня снизошло ещё одно видение.
Я помедлил перед ответом, поскольку разговоры о её видениях мне не нравились ещё больше, чем её периодические обличительные речи о вере.