Ругнувшись, я сунул новый болт в арбалет, поднял и выстрелил в голову нападавшего гиганта. Надеялся попасть ему в глаз или хотя бы причинить такую боль, что остановила бы его атаку. К несчастью он успел пригнуться, болт по касательной задел его щёку, пробил ухо и улетел прочь. Зверюга взревел от боли и ярости и высоко поднял топор уже в нескольких шагах от нас. Я, попятившись, отбросил арбалет и обнажил меч, а потом ловко отступил в сторону, когда топор опустился и вонзился в мёрзлую землю в дюйме от моей ступни. Рубанул алундийца по шее — клинок прошёл глубоко, но не перерезал важных вен, поскольку он снова бесстрашно взмахнул топором. Я отшатнулся от лезвия, которое просвистело у моего носа, а потом ударил мужика в грудь, сжав рукоять меча обеими руками и навалившись всем весом.
Гигант разинул рот, и я успел взглянуть прямо в широко раскрытые и пустые от потрясения глаза, прежде чем из его рта брызнула кровь и ослепила меня. Чертыхаясь от отвращения, я отпрянул, оставив меч в груди алундийца. Протирая глаза, я услышал щелчки арбалетов моих товарищей, выстреливших разом, и вместе с ними более тихий «трум» тетивы Флетчмана. Взглянув снова, я поразился, увидев, что алундиец ещё стоит. Болты пронзили его тело спереди и сзади, а ещё одна стрела Флетчмана торчала из шеи, и всё же он стоял. Он уже не рычал, как несколько секунд назад, а тяжёлое лицо недоумённо обмякло. Толстые окровавленные губы изогнулись, и вылетело красное облако брызг, когда он попытался заговорить. Конечно, слова звучали искажённо, но с некоторыми усилиями мне удалось их разобрать.
— Еретики… отбросы…
— Не мы, грязный убийца, — сказал Флетчман, шагнув вперёд и вытаскивая с пояса охотничий нож с длинным лезвием. Он рубанул алундийца по шее, выпустив поток крови, от которого мужик наконец-то свалился. — Ересь за тобой, — добавил Флетчман, сплюнув на содрогавшийся труп. — Да проклянут Серафили твою поганую душу.
— Это их вожак? — я с сомнением посмотрел на связанную фигуру, съёжившуюся на коленях у копыт коня Уилхема. Пленник разительно отличался от огромного фанатика, из туши которого мне пришлось несколько минут с большими усилиями вытаскивать меч. А этот коротышка с тоненькими руками и ногами скрючился в своих узах и зыркал по сторонам блестящими почти немигающими глазами перепуганной души.
— Да, именно он вёл эту толпу злодеев, — сказала женщина в порванной одежде паломницы. Он стояла и твёрдо смотрела на пленника суровым взглядом. Её лицо покрывала грязь и точки засохшей крови, но, несмотря на синяки под изорванной рясой, на меня она произвела впечатление юной жизненной силы. — Это он отдавал все приказы в святилище, — продолжала она, и моё ухо различило кордвайнский акцент. Она подошла ближе к сгорбленному пленнику и уставилась в его немигающие глаза. — Это он приказал перерезать горло моей дочери и заставил меня смотреть, когда полилась её кровь. — У неё не было оружия, но связанный отпрянул так, словно она стояла с острым ножом наготове. По тому, как женщина постоянно сжимала кулаки, я подозревал, что ему больше стоит бояться её ногтей. Руки у женщины были в крови по локоть, а значит ей уже выпадала возможность заняться ранеными алундийцами.
От их лагеря остались только разгромленные усеянные трупами руины. Одни гады сражались, другие бежали, третьи просто в панике носились, пока их не перерезали. Уже потом Уилхем наткнулся на эту женщину, колотившую сковородкой по разбитому черепу одного из её пленителей. А тощего коротышку нашли под упавшей палаткой, видимо потерявшим дар речи от ужаса.
— Он предстанет перед судом Помазанной Леди, госпожа Джалайна, — сказал ей Уилхем. — В этом можете не сомневаться.
Я думал, что после атаки Уилхема живых алундийцев уже не увижу, но, видимо, победа смягчила его мстительные порывы. Поблизости сидело ещё пятеро связанных пленников. Большинство соблюдало благоразумное молчание, но один жалобно всхлипывал, а его глаза закрывала окровавленная повязка. Снова посмотрев на госпожу Джалайну — единственную выжившую в резне у святилища, — на её окровавленные руки и стиснутые кулаки, я понял, что её карательная жажда ещё далеко не утолена. По всей видимости, ей пришлось смотреть, как зарезали её мужа и младшего брата вместе с другими прихожанами их кордвайнского прихода. Ещё одна пленница, девочка четырнадцати лет, не пережила путешествия от святилища.
— Помазанная Леди? — лицо женщины мгновенно утратило суровость, и, посмотрев на Уилхема, она заговорила почтительнее и тише: — Она здесь?