— Герцогиня этого не знает, — заметил Вассиер. — Четыре бреши означают, что прикрывать их должны четыре подразделения из её сил. Так часто и выигрывают осады, капитан — обманом и отвлечением внимания, в не только грубой силой.
— Хотите поскорее закончить это дело, мастер Вассиер?
— Превыше всего я хочу поскорее вернуться к семье. А этого не случится, пока не падёт город. — Едкий привкус в его словах говорил о неприязни к нынешним обязанностям, которую он обычно старался скрывать. Видимо, по причинам, понятным только ему, этот мастер осадных машин, хотел приоткрывать свою маску в моём присутствии. Я в некотором роде сочувствовал его тяжёлому положению, которое стало ещё хуже, когда алундийцы в городе как-то узнали о его присутствии в армии Короны, потому и предприняли покушение на его жизнь в тот ранний налёт. С тех пор они утешались выкрикиванием бранных оскорблений и угроз со стен, обещая суровое возмездие «инженеру-предателю».
— Не очень-то легко, — начал я, — воевать со своим народом.
Он коротко усмехнулся и горечь в его голосе усилилась:
— Мой народ многие годы по большей части избегал меня и мою семью, разумеется, за исключением тех случаев, когда им требовались мои умения. Понимаете, моя жена обратилась в ортодоксальный Ковенант, а я никогда не держался ни за какую религию, если только правила приличия не требовали пробубнить что-то на публике. — На его лице появилась жалобная гримаса. — Но я всегда был плохим актёром. Принцесса сказала правду о том, что я отправил своего сына учиться в Куравель, но это было не ради его продвижения, а чтобы избавить его от предубеждений, от которых моя семья страдала долгие годы. Он умный парень и заслуживает достойного шанса в жизни. И всё же… — Он снова повернулся к городу на свист и шипение очередного падавшего снаряда, который нёс стене новые разрушения, — помимо плохих, там много и достойных людей. Сама герцогиня — не фанатичная ведьма, как хотела бы уверить нас принцесса, и я сомневаюсь, что каждая душа за этими стенами намерена умереть, защищая её. Я повидал, что случается, когда город падёт, капитан, и ничего хорошего там не бывает.
— И всё же, он падёт. Вы должны это понимать.
На его лице появилась определённая настороженность, и голос стал безучастным.
— Я знаю только задачу, поставленную передо мной моим королём.
Я внимательно смотрел на его неподвижное лицо, пока он не вздохнул и не указал на серую ширь моря, видимую за утёсами к югу от города.
— Взгляните туда, — сказал он. — Что вы видите?
— Просто пустую воду, — ответил я, пожав плечами.
— Да, там в этот час нет кораблей из-за отлива. Когда начнётся прилив, корабли там будут приходить и уходить, как и всегда бывает в этом порту. А когда начнётся отлив, море снова станет пустым.
Когда он повернулся посмотреть на меня, я увидел на его лице эхо выражения Сильды — как у человека, преподающего урок.
— Нет кораблей Короны, — сказал я, недолго поразмыслив. — Ничто не останавливает торговлю Хайсала.
— Именно. Король, по одному ему известным причинам, решил не блокировать этот порт, а значит люди здесь не будут голодать, пока у её герцогини есть деньги на припасы. Наверняка склады опустеют, как только истощится герцогская казна, но на это могут уйти месяцы.
— Голодом их не выгнать, — заключил я, усвоив урок. — Либо мы возьмём город штурмом, либо кампания принцессы Леаноры провалится.
— Оглянитесь. — Вассиер оглянулся через плечо на россыпи костров и палаток позади наших рядов. — Сколько битв, по-вашему, у них за плечами?
Я ничего не сказал, поскольку ответ был очевиден. Роты Короны и Ковенанта будут сражаться столько, сколько им прикажут, но они составляли не более четверти от этого войска. Свирепствовавшие болезни и невзгоды зимы истощали волю всех, кроме самых крепких душ, и я не сомневался, что из-за поражения эта армия разбежится. У нас оставался только один шанс взять Хайсал, и если уж мастер Вассиер это понимал, то и Леанора наверняка тоже.
— Я скажу ей, — ответил я и побрёл по грязной дороге к лагерю. — О том, что нужны ещё бреши.