Банар кивнул, и ноздри Хэлкома раздулись. Затем он слегка встряхнулся.
— Тогда так, отче, — сказал он более оживлённо. — Я не хочу сейчас вдаваться в подробности, но могу сказать вам, что у нас в Черис есть по крайней мере один или два довольно богатых сторонника. Некоторые из них готовы поставить это богатство на службу Храмовым Лоялистам. Очевидно, мы не можем допустить, чтобы кто-то из них внёс слишком большой вклад.
Банар выглядел немного смущённым, и Хэлком покачал головой.
— Подумайте об этом, отче, — терпеливо сказал он. — Маловероятно, что кто-то вроде Волны Грома не составляет список людей — особенно богатых или влиятельных — которых он мог бы заподозрить в симпатиях к Храму. Если значительный процент богатств одного из этих богатых подозреваемых внезапно исчезнет, это вызовет всевозможные тревожные звоночки в мозгу Волны Грома. Поэтому очень важно, чтобы любой вклад в наше дело был тщательно скрыт и не настолько велик, чтобы явно повлиять на богатство жертвователя.
Банар снова закивал, а Хэлком откинулся на спинку стула и поднял обе руки ладонями кверху.
— К счастью, мне удалось установить контакт с несколькими людьми — некоторые из них в Теллесберге, некоторые нет — которые готовы направлять «благотворительные пожертвования» через различные конвенты и монастыри в наши руки. Это, честно говоря, было бы величайшей услугой, которую Святой Хэмлин мог бы оказать нашему делу в настоящее время.
Никто на Сэйфхолде ещё не изобрёл заново термин «отмывание денег», но Хэлком знал основы этой практики назубок.
— Конечно! — быстро сказал Банар.
— Подумайте хорошо, отче, — предостерёг Хэлком. — Вероятность того, что рано или поздно Волна Грома или один из его шпионов найдёт что-то, что может привести его к вам, определённо существует. И несмотря на всё ханжеское отрицание Кайлебом «репрессивных мер», он также ясно дал понять, что любой, кто встанет на путь поддержки вооружённого сопротивления Короне или коррумпированному режиму Стейнейра в Церкви, столкнётся с самыми суровыми наказаниями.
— Я не в восторге от идеи мученичества, милорд, — мрачно ответил Банар. — Но, впрочем, и не боюсь этого. Если Бог пожелает, чтобы я умер, выполняя Его работу, тогда я буду благословлён больше всех других людей.
— Истинно так, отче, — тихо сказал Хэлком, его глаза потеплели. — Это истинная правда. На самом деле, именно вера в это позволяет мне вернуться в «пасть дракона», как вы выразились. И рано или поздно Кайлеб и Стейнейр — и, да, даже сейджин Мерлин — обнаружат, что никто не может окончательно победить людей, которые помнят об этом. И когда они обнаружат это, они также обнаружат, что отчитываются перед Богом и Лангхорном, и это, отец Азвальд, то, что им не понравится.
Февраль, 893-й год Божий
.I.
Черайас,
Королевство Чизхольм,
Черисийская Империя
— Доброе пожаловать Черайас, Ваше Величество.
Когда Кайлеб Армак, Император Черис, сошёл с трапа на каменный причал и впервые ступил на землю Королевства Чизхольм, человек, ожидавший его, низко поклонился. Кайлеб никогда не встречал этого высокого, седовласого чизхольмца с глубоким сильным голосом, но он предвкушал знакомство с этим стариком. К сожалению, не без некоторого трепета. К счастью, приветствие чизхольмца казалось искренним, хотя в этом трудно было быть уверенным, так как в данных обстоятельствах даже просто услышать его было более чем затруднительно. Гавань за спиной Кайлеба была переполнена черисийскими военными кораблями и транспортами, забитыми до отказа черисийскими морпехами. Даже огромные воды Вишнёвой Бухты казались переполненными и забитыми намного больше что они могли вместить, а оборонительные береговые батареи были окутаны дымом. Но флот за спиной Кайлеба не был войском вторжения, пришедшим грабить Черайас, и пушечный дым, уносимый прочь пронизывающим ветром северной зимы (чьи зубы заставляли южную кровь Кайлеба искренне благодарить его за тяжёлый плащ), исходил от двадцатичетырёхпушечного салюта, который только что с рёвом разорвал тишину. И если пушки смолкли, то кричащие голоса чизхольмцев, сгрудившихся плотной чёрной массой на каждом наблюдательном пункте, который они могли найти — нет.
В большинстве этих криков слышался энтузиазм. Не во всех — этого Кайлеб и не ожидал — но в большинстве. Но какими бы радушными они не были, они всё-таки мешали слышать.