В крошечной лавчонке с тростниковой крышей он купил кусок зажаренного в сухарях карпа, завернутого в обрывок партитуры. Сверху рыбу посыпали какой-то красной пудрой, и он по достоинству оценил ее остроту и не изведанный доселе вкус. Пройдя еще немного, он зашел в заведение, привлекшее его своими начищенными медными кастрюлями, заказал чашечку кофе и, пристроившись у столика, принялся наблюдать за посетителями. Вскоре он заметил, что за ним следят двое субъектов; впрочем, преследователи его были столь неуклюжи, что даже менее опытный полицейский без труда смог бы их распознать. В Париже Сартин довел тактику наблюдения до совершенства, особенно когда речь шла о слежке за иностранцами в период войны; в этом деле его людям поистине не было равных. Одна из дверей кафе выходила непосредственно в галерею, и Николя, оплатив счет, воспользовался именно этим выходом. Сделав несколько шагов, он резко изменил направление и нос к носу столкнулся с двумя шпионами, источавшими запах давно не мытых тел. Не обращая более внимания на своих соглядатаев, он продолжил прогулку. Послеполуденное время он посвятил осмотру церквей и вернулся в гостиницу только когда окончательно устал и продрог.
Товарищи уже ожидали его; у всех было что рассказать, кроме Рабуина, посвятившего все свободное время ухаживанию за горничной некой знатной дамы, остановившейся в «Золотом тельце». Предприняв надлежащие предосторожности, Николя собрал спутников у себя в спальне и коротко описал стоявшие перед ними задачи. Чтобы выяснить, кто скрывается под маской тайного агента аббата Жоржеля, у них имеется четыре дня. Несмотря на заявления аббата, Николя полагал, что тот непременно встретится с агентом в последний раз. Следовало получить подтверждение сего предположения и раскрыть тайну личности осведомителя. Ластир, также присутствовавший на совещании, ибо Сартин заявил, что ему можно доверять во всем, насвистывал веселую песенку и, казалось, пребывал далеко от забот, одолевавших остальных. Задетый за живое его беспечностью, Николя счел нужным напомнить ему, зачем они приехали в Вену.
— Лучше поблагодарите меня, — ответил шевалье, — что я в такой холод отправился доставать билеты на первое представление оратории Гайдна «Возвращение Товия», что состоится в театре у ворот Каринтии.
И, не прекращая напевать, он совершил изящнейшее антраша.
— Вы только подумайте! Бас — Кристиан Шпех, тенор — Карл Фриберт, в роли Сары — Магдалена Фриберт, сопрано! Это будет великолепно, обещаю вам. А…
И он изобразил скрипача, настраивающего свой инструмент.
— …в перерыве между двумя действиями Луиджи Томассини концертирует на скрипке, а Франц Ксавье Морто — на виолончели. Добавлю, господа, что автором либретто является Джованни Гастоне Боккерини, отец итальянского композитора! Ля-ля-ля… ля-ля… ля…
— А когда состоится представление? — спросил Семакгюс.
— 2 апреля сего года.
— Как, — воскликнул корабельный хирург, — вы думаете, мы все еще будем здесь?
— О! — ответил Ластир. — Я очень на это рассчитываю. Мы же ждем аудиенции у императрицы, а она, насколько мне известно, торопиться не любит. Засим, господа, я вас покидаю, ибо, боюсь, вряд ли мои познания будут вам полезны: я человек военный. И да здравствует Мария Терезия!
План выработали быстро. Оказалось, за каждым следили по двое сыщиков, и, дабы они не воспрепятствовали исполнению поручения, следовало от них отделаться. Решили, что Николя в одежде Рабуина покинет гостиницу под руку с субреткой, которой за это пообещают приличное вознаграждение. Они выйдут через неприглядную дверь, предназначенную для слуг. Рабуин же, в плаще Николя, отправится мозолить глаза шпионам. Остальных Семакгюс возьмет на себя. Ластир останется в гостинице наблюдать за дверью аббата Жоржеля, и когда тот отбудет, сообщит об этом, поднеся к окну подсвечник; Николя, спрятавшись под портиком, будет ждать его сигнала. Но они напрасно прободрствовали всю ночь; ничего не произошло, и им пришлось признать свое поражение.