- Что в мешке? - зарычал Кьюлаэра.
- Кузнечные инструменты. Радуйся, что не наковальня! Теперь забрасывай его за спину, иначе твои плечи почувствуют кое-что потяжелее!
Красный от стыда, Кьюлаэра поднял мешок и просунул руки в лямки. Миротворец медленно кивнул и опустил посох. Потом он повернулся к остальным сказал:
- Теперь уходите. Вы сделали свое дело, вы были свидетелями его позора, а стало быть, отомщены или совершили правосудие. - Он кивнул Луа. Иди, куда пожелаешь, ты свободна.
- А этот несчастный человек? - Глаза Луа наполнились слезами. - Как могу я оставить его, когда он так унижен?
- Шевеля ногами! - закричал Йокот. - Луа! Он порол тебя, он избивал тебя, он унижал тебя!
- Да, - сказала она, заливаясь слезами, - и поэтому я понимаю, каково ему. Я не могу покинуть его сейчас!
- Ты слишком добрая, - с отвращением произнес Йокот, но Миротворец возразил:
- Нельзя быть слишком добрым. А Китишейн подхватила:
- Это не доброта, Луа, а потакание злу - быть преданной человеку, который тебя обижал и снова обидит, если сможет, - это не правильно!
- Неужели ты до сих пор влюблена в него? - выпалил Йокот. - Влюблена после всего того, что он с тобой сделал, после того, что у тебя на глазах он делал со мной? Луа пристыженно понурилась.
- Нет, в этом нет ничего хорошего, - твердо сказал Миротворец. - Хотя со временем.., кто знает... Я не стану гнать тебя, девица-гном, если ты не хочешь уйти. - Он повернулся к Йокоту. - А ты, гном?
Йокот не сводил с Луа взгляда, наполненного яростью и обидой, потом с отвращением отвернулся.
- О, я такой же глупый, как она, - успел привязаться к той, что меня не любит, и страдаю от этого! Но в любом случае я пойду туда, куда пойдет она, старик! Я пойду с вами!
- Ой, Йокот! - Луа потянулась к нему, но он отвернулся. Лицо его было сердито.
Миротворец обратил свой взор к Китишейн:
- А ты, девица? Ты не уйдешь по своей воле?
- Я лучше по своей воле пойду с тобой, - медленно проговорила Китишейн, - если возьмешь и если научишь меня драться, как ты.
Миротворец несколько минут не отрываясь смотрел на нее, а потом сказал:
- Могу научить, но могу и не учить. Зачем тебе это?
- Зачем! - Китишейн возмущенно посмотрела на него. - Тогда мне никогда больше не придется бояться всяких головорезов! Зачем мне еще это нужно?
- Причин может быть множество, - ответил ей Миротворец, - но эта лучше других, хотя и не самая лучшая. Что ж, ты можешь пойти с нами, но я не обещаю, что буду учить тебя драться. Пошли же! - Он повернулся. - Ну, шагай!
Взлетел посох. Кьюлаэра вскрикнул и поплелся к лесу, Миротворец - за ним. Китишейн и двум гномам пришлось поторопиться, чтобы не отстать.
Они шли весь день. Сначала Кьюлаэра часто оглядывался, но всякий раз ловил на себе взгляд Миротворца, и всякий раз удар посоха гнал его вперед. Наконец в середине дня он бросил мешки и хотел ударить Миротворца, но тот был к этому готов. Будучи медлительнее Кьюлаэры, он, правда, получил еще несколько синяков, но на каждый удар отвечал верзиле тремя, пока в конце концов Кьюлаэра не сдался, не подобрал мешок и не поплелся вперед - живое воплощение отчаяния. Луа догнала его, потянулась, чтобы утешить, но он отпихнул ее и пнул бы, если бы не посох Миротворца. Миротворец врезал Кьюлаэре по ноге, а потом добавил еще и удар по заднице. Кьюлаэра выругался и, прихрамывая, поплелся дальше. Китишейн отвела назад дрожащую Луа, а Йокот метнул бешеный, злобный взор на бывшего мучителя, согнувшегося под тяжестью ноши, и сжал кулаки в бессильной злобе.
После захода солнца они разбили лагерь, Кьюлаэра и гномы натянули полог и разожгли костер, пока Китишейн охотилась. Миротворец сторожил Кьюлаэру. Присматривая за ним, он подбирал палки и обстругивал их, и его огромный нож все время оставался на виду.
Когда был подстрелен и поджарен кабан, они ели мясо с ножей, и все удивились, что Миротворец не отобрал у Кьюлаэры его нож. Пока они ели, Миротворец рассказывал им о далеких землях, какие повидал, и о странных народах, что в них живут. Их глаза блестели, когда они слушали, то есть у всех, кроме Кьюлаэры. Затем, когда костер был прикрыт валежником и путники завернулись во что придется, готовясь ко сну. Миротворец отошел в сторонку, но сел не очень далеко, дабы не выпускать Кьюлаэру из поля зрения.
Йокот увидел сидевшего в одиночестве старика, некоторое время мрачно смотрел на него, а потом с неожиданной решимостью сбросил с себя кучу листьев и медленно подошел к пню, на котором сидел Миротворец. Он молча ждал, и вот старик повернулся к нему и кивнул:
- Добрый вечер, Йокот.
- Добрый вечер, Миротворец.
Как будто бы они не путешествовали целый день вместе! Гном сжимал и разжимал кулаки, его лицо потемнело, глаза блестели.
- Что тебя тревожит? - спросил Миротворец. Йокот еще поколебался немного, а потом слова сами слетели с его губ:
- Ты колдун, да?
Миротворец посмотрел на него, слабая улыбка шевельнула его усы, и он важно кивнул:
- Я умею пользоваться магией, да, хотя я скорее шаман, нежели колдун, или был им когда-то. Потом я научился многому, помимо шаманства, и теперь я скорее мудрец, чем маг.
Йокот насупился:
- Маг? Что это за слово?
- Выдуманное, - объяснил Миротворец. - Правильнее говорить "волхв".
- Что такое волхв?
- Это жрец в Междуречье. Волхвы предсказывают будущее и узнают волю богов по звездам.
- Волхвы пользуются магией?
- Да, но не такой, как я. Я начинал как шаман, и моя магия построена на этом.
Гном затрепетал и выпалил:
- А я смог бы тоже стать шаманом? Миротворец какое-то время сидел и изучал глазами маленького человечка, а потом медленно произнес:
- Не могу сказать точно. Конечно, ты можешь научиться какой-нибудь магии, по крайней мере нескольким простым заклинаниям, а будучи гномом, ты скорее всего можешь постичь больше человека.
Йокот понурился:
- У меня мало способностей, хоть я и гном.
- Возможно, - согласился Миротворец, - а может быть, у тебя другой дар, не такой, как у других гномов.
В глазах Йокота блеснула надежда.
- Я сказал: "возможно", - предостерег его Миротворец. - Может быть, да, а может быть, и нет. Если в тебе есть задатки шамана, я их увижу.
- Как вы их увидите?
- По некоторым знакам. - Миротворец раздраженно нахмурился. - Первый из них - жуткое любопытство по отношению к миру вокруг нас, - можно даже сказать, докучливое любопытство, от которого тошно всем остальным окружающим.