Огерн был потрясен. Откуда люди могли знать об этом? "Любимая, ты рассказывала истории людским сердцам?"
И ему показалось, что ветерок спросил: "Не хочешь похвастаться?" А Йокот между тем говорил:
- Время от времени крики о человеческом горе тревожат дремоту Огерна, но злоключения кончаются, крики стихают, и он снова спит. Но придет день, когда слишком много людей будут жить в нищете, слишком многие будут страдать от мучений, которым сильные и жестокие подвергнут слабого и доброго.
Кьюлаэра резко поднял голову, его глаза горели.
- Когда крики душ угнетенных станут чересчур громкими, Огерн проснется, выйдет из пещеры и отправится освобождать всех рабов и убивать всех мучителей.
- Ну и чушь! - заржал Кьюлаэра. - Сильные всегда будут править, а слабые всегда будут страдать!
- Огерн освободит слабых и поставит их во главе, - возразил Йокот с уничтожающим спокойствием.
- Если будет править слабый, он перестанет быть добрым! Когда много слабачков собираются вместе, то первое, что они делают, - бросаются на сильного и истязают его! - Глаза Кьюлаэры пылали злобой и обидой. - Не надо мне рассказывать о добродетелях слабаков, я знаю, какие они, и знаю, что только из-за своей слабости они прячут свою жестокость!
Китишейн с ужасом смотрела на него.
- Мне кажется, что ты действительно так думаешь.
- Не пытайтесь уверять меня, что все не так, - сказал Кьюлаэра тихо, но с такой сильной обидой, что Китишейн и Луа вздрогнули. - Я все это испытал на себе и слишком часто видел, как слабый бросается на сильного!
У Йокота блеснули глаза.
- Слишком часто - это как?
- А тебе сколько раз покажется часто, когда на тебя сильный нападет? парировал Кьюлаэра. - Одного хватит, но когда избиваешь ты, ты считать не станешь!
Его голова покачнулась от неожиданного удара. Он с ревом подскочил и кинулся в драку.
Глава 7
Но амулет сжал его тело ледяной хваткой, а глаза старца ожгли его таким гневом, что Кьюлаэра замешкался, почувствовав, что колеблется, и в этот момент нерешительности Миротворец спросил:
- Такое слишком часто случалось?
Кьюлаэра зарычал и бросился на старика, но, даже не встав, тот сумел увернуться, и Кьюлаэра пролетел мимо него, споткнулся и упал. Перекувыркнувшись, он поднялся и увидел, что проклятый посох снова направлен ему между глаз.
- Если ты действительно считаешь, что бьющему всегда мало, то дух Улагана не уничтожен окончательно!
С внезапной радостью Кьюлаэра понял, как он может давать этому неуязвимому старикашке сдачи. Зачем удары, если он знает, что его слова неприятны Миротворцу?
- Не было никогда ни Улагана, ни Ломаллина, ни Рахани! Это не более чем сказки, придуманные рабами, чтобы оставить себе надежду пережить следующий день, дотащиться до могилы, и нет ни загробной жизни, ни мыслей, ни добродетели, там одна грязь и червяки!
Он сам испугался собственной дерзости и богохульства, но стоял пригнувшись и ждал, что Миротворец разозлится.
Но мудрец лишь нахмурился и посерьезнел - его пытливый взор говорил о таком глубоком понимании всего, что творилось в душе Кьюлаэры, что тот опять завизжал:
- Грязь и червяки! Нет никаких богов, ни единого, а были бы они, никто бы и не страдал!
- Ты веришь в это, чтобы свободно истязать других! - вмешался Йокот.
Но Миротворец махнул рукой, повелевая гному молчать, и сказал:
- Ты бы не говорил такого, если бы сам не пострадал, смельчак.
- А ты так уж все знаешь про меня! Кьюлаэре пришлось отвернуться от этих понимающих, сопереживающих глаз, заглушить свои чувства гневом. Но чувства не утихли.
- Подумай! - приказал Миротворец. - Прежде, чем тебя впервые обидели, прежде, чем слабаки, о которых ты говорил, впервые объединились против тебя, в вашей деревне некоторое время жил незнакомец!
Кьюлаэра замер и, побледнев, вгляделся в пучину всезнающих глаз.
- До того, как тебя впервые жестоко обидели, был незнакомец!
Внезапно воспоминания пробили брешь в разуме Кьюлаэры. Он осел на землю, визгливо причитая, обхватил голову руками.
- Он пришел, он жил у вас, он говорил с вами, - неумолимо продолжал Миротворец. - Все его любили, все его уважали, даже когда он начал говорить с некоторыми втайне, наедине.
Откуда он мог это знать? Кьюлаэра и сам забыл! Страшные детские воспоминания стерли образ незнакомца, пришедшего за две недели до того жуткого дня, и пробывшего в деревне еще две недели, и говорившего такие слова, чтобы науськать против него других детей, а взрослых - бояться и сторониться его.
- Ты не мог этого узнать! - закричал изгнанник. - Ты никак не мог узнать этого!
- Мне достаточно знать лишь то, что зло Улагана осталось жить даже после его смерти, - объяснил Миротворец, - осталось жить в теле старейшего ульгарла, Боленкара. Он-то и разослал своих злобных приспешников по всем землям из своей южной твердыни!
Кьюлаэра поднял голову, он впился в Миротворца глазами.
- Боленкар? Но это сказка, вранье!
- Он такой же настоящий, как ты и я, и он жив, - сказал Миротворец. Он обитает в Вилдордисе, городе зла и жестокости, куда рабов приводят лишь ради истязаний и где мерзкие запахи разврата объяли всю крепость облаком. О, не сомневайся, он жив, злобный охотник за душами, жив и намерен довершить дело отца, и даже больше: намерен преуспеть в том, что не удалось отцу, ибо лишь тогда сможет он отомстить проклятому призраку, вырастившему его в унижениях и жестокости.
- Значит, оно снова настало? - Йокот в ужасе раскрыл глаза и побледнел. - Время разрушения?
- Оно близится, - сказал Миротворец, - ибо слишком много стало тех, кто прислушивается к обещаниям Боленкара, обещанием богатства, победы, радости, тех, кто поклоняется ему, принося кровавые жертвы в его храмах, и еще больше тех, кто поклоняется ему своими поступками - войнами против слабых, завоеваниями, изнасилованиями, погромами и разрушениями. И посланники Боленкара идут впереди его самого, чтобы соблазнять народы, дабы те встали под его знамена, а после того, как они научатся наслаждаться порочностью и жестокостью, - поклоняться ему.
- И в моей деревне побывал такой, - простонал Кьюлаэра, по-прежнему подпирая голову руками - чтобы не видеть, как побледнело лицо Китишейн, как задрожала она, тоже о чем-то вспомнив. - Значит, я, получается, стал перстом Боленкара? - Кьюлаэра резко встряхнулся и посмотрел на Миротворца обезумевшими глазами. - Не могу поверить, что проглотил всю эту ложь! Что я болтаю? Перст Боленкара? Это миф, легенда, как и все эти ваши боги, как этот мертвый Огерн и еще более мертвый Лукойо!