– Прости, тётя. Мне искренне жаль, что я заставил тебя вспомнить твоё горе, – покаянно проговорил он.
– Я о нём и не забывала, Эду, – просто ответила Алма. – Ты не сделал ничего плохого. Я растила вас с огромной любовью, и она как-то уравновешивает мои горести.
Впервые за много дней Эду с искренним чувством поцеловал её, и в его сердце растаяла обида, которую он носил и никак не мог избыть – обида из-за Камилы.
– Помни, что мы с Эстелой всегда с тобой, – сказал он. – Твоя большая любовь к нам вызвала точно такое же ответное чувство.
Алме было приятно слышать это признание Эду. Она очень горевала, что он не понял её заботы и обиделся на неё. Она ведь не хотела ничего плохого: Камилу бы в США лечили, а Эду, возможно, и нашёл бы себе какую–нибудь милую крепенькую девушку, которая нарожала бы ему детей. На этой мысли Алма себя и остановила. После всех своих горестей она помешалась на детях. С этим ничего не поделаешь, но переходить границы разумного, конечно, тоже не следовало.
Алма сказала, куда сложила все бумаги Эду, он отыскал то, что ему было нужно, торопливо чмокнул её на ходу и умчался, думая, как прихотливы порой жизненные пути. А вспомнив свою историю с Камилой и Эленой, он посочувствовал не только им и Алме, но также всем женщинам, которым почему-то выпадают самые тяжкие испытания...
А Алма сидела в гостиной и впервые за долгие годы наслаждалась покоем, сама не зная, почему так благотворно на неё подействовало то, что она поделилась своим застарелым горем с племянником. Пожалуй, потому, что эта тайна всегда была чем-то отделяющим её от тех, кого она давно стала считать своими детьми.
«Я бы не сказала, что судьба несправедлива, – подумала она, только чувство справедливости у неё какое-то причудливое. Она отняла у меня моих детей, но дала мне детей сестры, которая родила их от любимого мной человека».
Несколько дней Алма провела в относительном покое, по–прежнему хлопоча по дому – занимаясь делами Риты и удивляясь тому, что та становится всё сумрачнее и сумрачнее, вместо того чтобы наслаждаться благодатным чувством материнства. И вдруг Рита исчезла.
Весть об этом принесла Ноэмия.
– Ритиньи нет! – сообщила она в тот момент, когда Алма и Данилу сидели за столом в ожидании обеда.
– Как это нет? – удивилась Алма.
У Ноэмии от волнения дрожали руки и глаза были навыкате.
– Охранник видел, как она выходила из дома с сумкой!
– Боже Всемогущий! – воскликнула Алма. – Что эта девчонка собирается делать в Рио-де-Жанейро в таком положении? Мы должны немедленно принять меры. Данилу, ты слышишь меня?
Данилу поёжился.
– Что ты хочешь от меня, дорогая? – спросил он не без раздражения.
– Ты можешь её найти, – безапелляционно заявила Алма.
– Не уверен, – со вздохом облегчения заявил Данилу. Он только что перевёл дух и начал успокаиваться. Его очень устраивало отбытие Риты в неизвестном направлении: вместе с ней отбывали и все неприятные проблемы. – Думаю, что она успела далеко уйти. И к тому же я не знаю, где её искать.
Но Алма не слушала его рассуждений, она тотчас же позвала шофера, позвала садовника, и Данилу оглянуться не успел, как уже садился рядом с шофёром в машину.
– Без Риты не возвращайтесь! – напутствовала их Алма.
И вот трое мужчин колесят по улицам Рио в поисках беглянки. Данилу то и дело предлагает вернуться домой.
– Нет её нигде, и эти поиски – большая глупость. Если человек решил уйти, то кто вправе его удерживать? – твердит он.
Но Тринидаде вновь и вновь поворачивает на перекрестках, а Эйтор внимательно присматривается к проходящим женщинам, периодически вскрикивая: «Вот она!»
Однако всякий раз выяснялось, что Эйтор обознался.
– Мне надоело бессмысленно колесить по городу, – заявил наконец Данилу. – Полагаю, мы достаточно добросовестно обследовали все близлежащие районы и можем с чистой совестью вернуться домой.
Тринидаде, прекрасно зная, насколько мнение хозяйки важнее мнения хозяина, даже не повернул головы на эту реплику, но Данилу не собирался умолкать. Результат поисков его весьма устраивал, и он распорядился:
– Поезжай домой, Тринидаде, мне же объясняться с доной Алмой, не вам.
Тринидаде понял, что не может его ослушаться без серьёзного конфликта, и притормозил, надеясь сообразить, как ему лучше поступить. Но тут Эйтор вдруг закричал:
– Ритинья! Останови машину, Тринидаде. Вон она идёт, наша Ритинья!
На сей раз это и вправду была Рита.
– Не останавливайся, Тринидаде! – скомандовал Данилу. – Пусть себе уходит. Она знает, что делает.