Выбрать главу

— Мой город засыпало песком. Весь город, все дома. Из пустыни налетела песчаная буря такой силы, что даже старики не могут вспомнить, было ли такое когда-нибудь. Ураган бушевал целые сутки. Мой младший сын погиб… И другие дети в городе тоже. Почему ты молчишь? Тебя ведь называют Мудрым?! Так скажи хоть что-нибудь! Почему Бог тебя и отсюда слышит, а меня — нет?

— Потому что ты заглушил этот голос в себе, а я разговариваю с ним каждый день.

— Но я прошу его говорить со мной!

— Ты просишь говорить, но не хочешь слышать ответы. В тебе живет страх. Ты всегда боишься. Даже сейчас ты пришел ко мне из-за страха.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Царь молчал, и лишь тяжелое дыхание нарушало тишину темницы. Пустынника было велено держать отдельно от других узников, поскольку царь опасался любого его контакта с людьми. Слишком хорошо шаху была известна сила воздействия великого пустынника на людей.

— А у тебя нет страха?

— Нет, чего мне бояться? У меня ничего нельзя отнять. Что я потерял, когда ты заточил меня в темницу?

— Свободу.

— Глупец, свободу нельзя отнять, когда она у тебя внутри. Я лишь приобрел оттого, что оказался здесь.

— Но что можно приобрести здесь? — правитель всматривался в лицо Мудрого, пытаясь понять, не издевается ли тот, но не находил даже тени издевки на просветленном лице могучего пленника.

— У меня ничего нельзя отнять. Зато у тебя можно забрать все: дворец, жен, слуг.

— А что я без них? Я царь, потому что у меня есть дворец, жены и слуги. Пока у меня есть это все, мои подданные думают, что я царь.

— Нет, царь ты потому, что много лет назад я сказал тебе, что ты будешь царем, и ты поверил. И я сказал этому народу, что ты будешь их царем, и они тоже поверили. Ты был обычным юнцом и пас овец со старым отцом. Когда мать привела тебя ко мне в пещеру, ей нечем было кормить свое дитя после смерти мужа. Она привела тебя мне в дар, надеясь, что так сможет спасти сына от голода. Ты помнишь это, о великий царь? Бедная женщина так никогда и не узнала, что стало с ее ребенком, — немного помолчав, он продолжил, не глядя на притихшего царя: — Целый год ты жил в моей пещере, и я рассказывал тебе о мире, целый год я учил тебя, а потом повел в город. Это был первый раз, когда я вышел из пустыни. Ты помнишь, как расступались люди, когда мы шли с тобой по улицам, как они падали ниц, выражая почтение пустыннику в разодранной одежде и голодному мальчишке?

— Они были совсем растеряны, после того как потеряли своего правителя и его сыновей, — тихо сказал царь. — Они не знали, что делать. И в этот день ты вышел из пустыни и привел к ним меня. Народ увидел в этом знак.

— Да. И я сказал людям: «Этого отрока избрал Бог. Он вырастет и станет вашим царем. И будет сильным и справедливым». А ты забыл все.

— Значит, ты все придумал? И не было никакого голоса? Я не царь?.. Подожди, но они же сами избрали меня!

— Потому что ты обещал быть сильным и справедливым, а стал только сильным.

Царь молчал, глядя на ровный каменный пол темницы, где приказал держать своего величественного узника. А Мудрый продолжал, глядя куда-то в сторону, словно не видя стен, отделяющих его от мира:

— Ты заставил голодать жен солдат, и их дети стали умирать.

— Но я ведь исправил все, как ты сказал. И велел казнить ведунью, что поила своей отравой женщин моего города. Жены воинов снова стали рожать детей.

— А что толку? Эти дети умирали от голода и болезней, а их матери — от тоски и нужды. И теперь воины поднялись против тебя, а ты не знаешь, как усмирить армию, поэтому и пришел ко мне. Я же предупреждал тебя об этом год назад, когда вышел из своей пустыни во второй раз. Ведь не буря была причиной твоего прихода ко мне, верно?

Проницательный узник заметил, как вздрогнул царь и как опустились его плечи.

— Чего ты хочешь?

— А исполнишь? Или потом осерчаешь и велишь отменить приказ?

— Проси, я сказал.

— Вели приносить мне раз в неделю горсть песка в память о буре, которая разрушила этот город. Прикажи стражникам разжимать свой кулак у меня на глазах, чтобы, глядя, как песок утекает сквозь пальцы человека, я всегда помнил о зыбучести и непостоянстве жизни.