Опять они чихали. Опять у них голова болела. Как прошли дожди, отправились обезьяны гулять. И встретили черепаху. Черепаха их и спрашивает: «Ну что, есть у вас дом?»
А та обезьянка, что год назад с ней встретилась, как чихнёт! Тут черепаха сразу догадалась, что у обезьян дома так и нет. «Спорили, ссорились вы целый год, — говорит, — а работать и не начали! Будете вы ссориться ещё не год, не два, а две тысячи лет, а дома не построите! Годитесь вы, обезьяны, только скандалить, а работать не годитесь!» Сказала и пошла своей дорогой. И права она была — ведь у обезьян и доныне дома нет!
Спрашиваю у Клёпки, откуда он знает такую сказку. А Клёпка потягивает свою трубочку, вытирает усы рукой и говорит:
— Да рассказывал мне один, с которым я по Амазонке плавал.
И опять больше ничего мне от Клёпки узнать не удалось.
На мои расспросы он только махнул рукой, усмехнулся и сказал медленно:
— Да, потаскался я по белу свету… А под старость пришёл человек отдать Польше то, что она ему дала, — жизнь. Тут, на родине, хочу я кости сложить. Должен я вам, пан поручик, признаться, что мне эта бродячая жизнь здорово надоела!
Очень я любил слушать рассказы Клёпки. Он и сам любил рассказывать, лишь бы не о себе.
Большой он был любитель поговорить, что там греха таить! Я даже так думаю, что у них с котом нашла коса на камень. И не потому ли Мурлыка ходил в гости, чтобы выговориться? Ведь когда два болтуна соберутся, так всегда одному молчать приходится — второй не даст ему и рта раскрыть, верно?
Некоторое время Мурлыка не показывался в нашем доме. Я не особенно огорчался. Но Крися очень волновалась. Она решила, что или кот на нас за что-то обиделся, или же нашёл другой дом, где его лучше принимают, чем у нас.
Как-то встретил я Клёпку на рынке и спрашиваю его про Байбука.
— Улетел мой фазан неведомо куда! — говорит. — Боюсь, как бы с ним чего худого не случилось. Байбук — он ведь службу знает досконально! Случая не было, чтобы он не являлся на утреннюю поверку!..
Дёрнула меня нелёгкая передать об этом разговоре Крисе. Что тут слез было! Ужас!
С тех пор по нескольку раз в день она забегала в казарму. Обсуждали они там с Клёпкой, что могло случиться с котом.
Крися возвращалась оттуда грустная-прегрустная. Глаза у ней распухли. Нос светился, как фонарик. Она говорила, что это от насморка. А ведь жарко было, как в бане, солнце так и жгло. Видно, это был насморк имени Мурлыки…
Прошло так недели две, а может, и больше.
Однажды, когда мы с Крисей сидели на веранде, кто-то вдруг прыгнул к нам на стол. Мурлыка!
Но, прежде чем Крися успела до него дотронуться, кот что-то крикнул хриплым голосом и опять исчез. Только обрубок Мурлыкиного хвоста мелькнул у нас перед глазами, когда кот перемахнул через заросший виноградом забор.
Крися шапку в охапку — и за котом. Я за ней. Добежали до казарм. Вошли в ворота. Успели увидеть кончик котиного хвоста, мелькнувший на крыше. Спешим в кухню. И входим в тот самый момент, когда Байбук прыгает на колени Клёпки.
Ручаться не могу, но кажется мне, что старый повар тоже плохо переносил жару, и в этот день у него тоже был насморк. Как-то странно блестели его глаза. И незнакомо прозвучал его голос, когда он строго, может быть даже слишком строго, крикнул на кота:
— Где ж тебя носило, фазан?
А «фазан», встав на задние лапы, ткнул несколько раз носом Клёпку в жёсткий, небритый подбородок.
И, представьте себе, стал «смирно» и отдал честь. Так старательно, как никогда!
Клёпка покатился со смеху. Он не подал команды «кругом марш», а схватил кота и засунул его себе за пазуху, так глубоко, что только голова Мурлыки выглядывала.
«Так вот какая история…» — заговорил Мурлыка. Он так спешил всё рассказать, что у него заметно заплетался язык.
Я уже не раз говорил вам о том, как мне грустно, что не знаю я кошачьего языка.
Я ничего не понял из его рассказа. Но, видимо, Клёпка понимал больше меня. Иначе отчего бы он смеялся так весело, да ещё и кивал головой в самых неожиданных местах?
Спрашиваю Клёпку:
— Вы понимаете, о чём кот рассказывает?
— Тут и понимать нечего, — отвечает мне старик. — Всё само собой объяснится.
И объяснилось!
Кот выложил нам всю историю. Решил, что мы уже в курсе дела и пора действовать.
Он вылез из-за пазухи Клёпки, соскочил на пол. Крикнул нам:
«Прошу обо мне не беспокоиться! Через минутку вернусь!» — И куда-то пошёл.
Его не было минут пятнадцать.
Потом послышалось мяуканье. Вошёл Мурлыка. А за ним — оробевшая рыжая кошка и три крошечных, чёрных, как негритята, котёнка!
Мы так и покатились со смеху! Клёпка развёл руками и говорит:
— Кто же тебе, фазан, разрешил жениться?
Байбук снова вскочил на стол. Отдал честь и начал выделывать такие развесёлые фокусы, что Клёпке не оставалось ничего другого, как предложить угощение всему кошачьему семейству.
С тех пор в полковой кухне стало полным-полно кошек.
Надо ли вам говорить, что маленькие Мурлышки стали частыми гостями в нашем доме. Что эти чёрные дьяволята делали с нами, что хотели. И что один из них в конце концов остался у нас навсегда. Думаю, это ясно само собой.
Оговорюсь: лично я никогда не верил, что эти чёрные котята — потомство нашего Мурлыки. Я уверен, что он где-нибудь нашёл осиротевшее кошачье семейство и привёл несчастную вдову, обременённую детьми, в полковую кухню. Байбук знал, какое золотое сердце у Клёпки, и был уверен, что уж он не даст беднягам умереть с голоду!
Тузик, Рыжий и гости
День не сулил ничего хорошего.
Во-первых, была стирка. Во-вторых — большая стирка. Из дверей кухни на двор валил пар и пахло мылом. Одно это может довести любую собаку до обморока. Но и это ещё не всё!
Хуже всего то, что когда тётка Катерина стоит у корыта, упаси боже показаться ей на глаза.
Из-за каждого пустяка сразу крик, скандал, брань! Да и очень просто можно заработать мокрой тряпкой по спине.
На дворе тоже ничего интересного не было. Не на чем глазу отдохнуть.
На что тут любоваться? На кур? Да кого они могут интересовать!
Утки? Ещё того лучше! Топчутся в грязи и лопают такую дрянь, которой ни одна собака и нюхать не станет даже от скуки!
Попадались, правда, время от времени воробьи. Но Тузик уже вышел из того возраста, когда охотятся на воробьёв. Пусть за ними Рыжий гоняется, если ему охота. Хотя Тузик и ему не очень позволял гоняться за воробьями.
Вот как-то раз какой-то артист воробей появился на дворе. Рыжик кинулся за ним.
«Рыжий! — крикнул Тузик. — Сказано тебе — не смей гонять воробьёв! Слышал или нет?»
«А почему?» — дерзко ответил Рыжий, который последнее время явно начинал отбиваться от рук.
«Он ещё спрашивает! — рявкнул Тузик. — Нельзя — и точка! Я не велю!»
«Подумаешь!» — проворчал Рыжик и помчался дальше.
А воробей, прохвост, словно нарочно дразнил собаку. Отпорхнёт на несколько шагов и сядет, ждёт. Рыжик — за ним. Воробей — фррр! Повертится в воздухе и снова — хлоп на землю.
Рыжик носится по всему двору — взад, вперёд. Запыхался, умаялся.
Он бы и сам рад бросить охоту, да стыдно перед Тузиком.
Прыгнул ещё раз, подскочил как мог выше.
И уже почти что поймал воробья. Но только почти что.
Зато шишку действительно поймал. Падая, он здорово треснулся головой о колоду, на которой кололи дрова. И на лбу выросла шишка.
«Щенок! Щенок! — ворчал себе под нос Тузик. — Воспитываешь его, стараешься вырастить приличного пса, а у него всё одни щенячьи глупости на уме! Ох, получишь ты от меня на орехи за этих воробьёв!» — грозно рявкнул он на Рыжика.