Каору собралась было его окликнуть, но он сам повернулся к ней:
— Ты на машине?
— Да.
— У меня просьба. Не съездишь со мной к Томонаге?
— В его особняк? Я не против, но зачем?
— Затем, что… Когда приедем, поймёшь. После того, как поговорим с Томонагой-сэнсэем.
Каору никогда прежде не видела его таким — глаза Юкавы были полны печали. От дальнейших вопросов она воздержалась.
— Хорошо. Я подгоню машину к воротам.
— Спасибо. Скоро буду. — Взмахнув полами белого халата, Юкава зашагал в направлении своей лаборатории.
12
Сидя на месте пассажира, Юкава хранил молчание. Он смотрел вперёд, но Каору понимала, что его занимают вовсе не мелькающие в окне пейзажи.
— Может, включить музыку? — спросила она на всякий случай, но ответа не последовало. Сдавшись, она сосредоточилась на вождении.
— Томонага-сэнсэй не из тех учёных, в ком сильна творческая жилка, — заговорил наконец Юкава. — Взять уже кем-то подтверждённые результаты, по-своему их развить, найти им практическое применение — вот стиль его исследований. Он был больше практиком, нежели теоретиком: проводил огромное количество экспериментов и собирал множество данных. Подобные исследования также важны, данные имеют свою ценность, но в профессорской среде Томонага-сэнсэй высокой репутации не снискал. «Он не создаёт ничего нового, это и на инженерном факультете умеют», — говорили они. Потому сэнсэй до самой пенсии просидел на должности старшего преподавателя.
— Вот как?
Каору слышала об этом впервые. По чужим отчётам она ознакомилась с биографией Юкимасы Томонаги, но не представляла, каким именно он был исследователем.
— Но мне нравился его подход. Конечно, теория важна, но и практика необходима. Новые открытия или новые идеи порой рождаются из экспериментов, завершившихся неудачей. Этому меня научил Томонага-сэнсэй. Так что я у него в неоплатном долгу.
— Зачем мы к нему едем?
На это Юкава не ответил. Каору не стала переспрашивать. Она начинала догадываться, что он собирается сделать.
«Пусть будет по-вашему», — подумала она.
В доме их встретила Намиэ. Вид у неё был растерянный. Она бы поняла приезд одного Юкавы, но присутствие Каору её насторожило.
Томонага читал книгу в гостиной. Когда он поднял голову и увидел гостей, по его губам скользнула едва заметная улыбка. Лицо оставалось спокойным.
— Сегодня ты на пару со следователем? Значит, не просто заскочил старика проведать.
— К сожалению, это так. У меня к вам очень важный разговор.
— Да я уж вижу. Что ж, присаживайтесь.
— Спасибо, — ответил Юкава, но садиться не стал, а посмотрел на Намиэ.
Она заморгала, будто что-то вспомнив, и глянула на настенные часы.
— Папа, я в магазин. Вернусь минут через тридцать.
— Да, хорошо.
Дождавшись стука входной двери, означавшего, что Намиэ ушла, Юкава сел напротив Томонаги. Каору расположилась чуть поодаль, за обеденным столом. Лица Юкавы ей оттуда видно не было.
— Похоже, ты не хочешь, чтобы наш разговор услышала Намиэ, — сказал Томонага.
— Однажды ей придётся об этом сказать, но пока что это строго между нами.
— Ясно. Так в чём дело?
Плечи Юкавы чуть поднялись, затем опустились.
«Сделал глубокий вдох», — догадалась Каору.
— На месте преступления найдены следы взрывчатки. Это циклотриметилентринитрамин, который вы использовали в своей работе «Анализ текучего поведения металлов при формовке взрывом».
Томонага лукаво прищурился:
— Ты вспомнил тему моей работы. Приятно снова её услышать!
— Сэнсэй, — начал Юкава. — Я прекрасно всё понимаю. Обстоятельства вынудили вас поступить именно так, и никак иначе. И всё же преступление есть преступление. Могу я надеяться, что вам хватит мужества явиться с повинной?
В ту же секунду, как прозвучали эти слова, у Каору часто забилось сердце. Она ожидала подобного развития событий. Но, услышав такое на самом деле, поневоле вздрогнула.
Сам же Томонага нисколько не растерялся. Он безмятежным взглядом рассматривал своего бывшего ученика.
— Хочешь сказать, это я убил Кунихиро? В моём-то состоянии?
— Я догадался, каким способом было совершено убийство. Действительно, обычный человек так бы не смог. А вы — да. В конце концов, это вас называли Кудесником Металла.
В лице Томонаги что-то дрогнуло.
— И снова родное сердцу прозвище! Как давно я его не слышал!