Теперь Анри большую часть времени проводил в кровати.
Жизнь потеряла всякий смысл, превратившись в тщетную погоню за потерянным здоровьем. Бесконечные переезды, череда сменяющих друг друга гостиничных номеров, похожих как две капли воды, лица услужливых хозяев гостиниц и озадаченных врачей.
Долгие месяцы сменяли друг друга. Так прошел целый год. Потом еще один.
Подобно судну, исчезающему за горизонтом, «Фонтанэ» тихо ушла в прошлое. Бульвар Малезарб, парадная лестница, застеленная красным ковром, парк Монсо, игры в индейцев, первый и последний «вечер с танцами» тоже остались в прошлом, превратившись в призрачные воспоминания. Единственной реальностью теперь была кровать, лихорадка, градусник, сменяющие друг друга доктора, столик у кровати, заставленный многочисленными аптечными бутылочками и пузырьками, и непрекращающийся шум в ушах. И конечно же, мама! Бедная, бледная мамочка, ее усталые глаза. Она всегда была рядом, сидела у кровати, улыбалась, тревожно смотрела на него, молилась…
На протяжении целого года или даже больше Морис, как и обещал, писал ему каждую неделю. Он оставался приверженцем канадской затеи, а потому каждое письмо было подписано не иначе как: «Твой товарищ-следопыт и кровный брат на всю жизнь!» Но потом постепенно письма стали приходить все реже и реже. И в конце концов закончились вовсе. Да и о чем было еще писать-то?
И вот наконец настал день, когда курортов, где они еще не побывали, уже просто не осталось, когда были перепробованы решительно все чудотворные целебные воды и получены консультации всех известных врачей. И тогда, через два года после отъезда из Парижа, они возвратились домой – в замок…
В замке все было по-прежнему – все те же зубчатые стены, угловые башни и башенки, запах сырости под вековыми каменными сводами, огромные камины, библиотека, где со всех стен хмурились закованные в сверкающие доспехи славные сыны рода Тулуз-Лотреков. Да и обитатели замка ничуть не изменились за время их отсутствия, если не считать тетушку Армандин, которая обзавелась каштановым париком и выглядела лет на десять моложе. Как и прежде, в саду порхали бабочки, длинные извилистые коридоры так и манили поиграть в прятки, а в стойле терпеливо дожидался юного хозяина верный пони Барабан.
Но Анри был слишком слаб, чтобы ездить верхом, гоняться за бабочками или играть в прятки. Он не мог удержать в руке даже карандаша. А до террасы он теперь добирался исключительно при помощи матери и Жозефа, которые заботливо поддерживали его под руки.
Однако наступил июнь, и Анри стало лучше. Перемена была настолько заметная, что они с матерью на радостях решили отправиться в гости в Сейлеран. Всю дорогу Анри оживленно болтал с Аннет и даже упросил ее спеть несколько прованских баллад. Восседавший на месте кучера Жозеф весело щелкал кнутом. Кругом все цвело, и расстилавшиеся по обеим сторонам дороги заливные луга ярко зеленели под лучами солнца, словно кто-то совсем недавно выкрасил их в веселый летний цвет.
Дедушка по привычке дожидался их у входа. Как только карета выехала на аллею, он, как в старые добрые времена, взмахнул платком и поспешил вниз по лестнице. Но бедный дедушка, как же он изменился! Заметно постарел и похудел, лицо его осунулось, а парчовый жилет казался слишком большим, словно снятый с чужого плеча. Старик изо всех сил пытался казаться веселым, но когда он хотел что-то сказать, то голос его сорвался, губы задрожали, и показалось, что он вот-вот заплачет.
На следующий день с утра пораньше дедушка, как обычно, пришел в комнату Анри и присел на краешек кровати.
– Ну, как дела, малыш? – хрипло прошептал он. – Хорошо спал? Как ты себя чувствуешь?
Ну вот, теперь он со своими вопросами!
– Прекрасно, дедушка. А мы поедем сегодня на виноградники?
– Ну конечно же! Обязательно поедем. Ведь мы сами себе хозяева, так что будем делать все, что захотим. И ты возьмешь свой альбом…
В его голосе зазвенели знакомые шаловливые нотки, и еще несколько минут он продолжал воодушевленно фантазировать.
А затем вдруг подался вперед и порывисто схватил Анри за руку:
– Ты же поправишься, правда? Ты обязательно поправишься, да, малыш?
Сейлеран задохнулся, не в силах справиться с душившими его рыданиями, и крупные слезы из его покрасневших глаз полились по щекам.