Мы сидели за столиком пляжного бара в небольшом городке, расположенном на одном из островов Тропического Архипелага Новых Мальдив, и считалось, что мы находимся в процессе сдачи практического зачета по курсу социального взаимодействия вне корпоративной культуры.
Времени у нас было до полуночи, то есть, больше восьми часов. За этот срок мы должны были найти себе партнера для секса и провести, как минимум, один половой акт.
Несмотря на довольно внушительный запас времени и холодный свежесинтезированный апельсиновый сок, настроения в нашей компании царили упаднические. Каждый уже предпринял по паре попыток завязать знакомство, но… Сами понимаете, если хоть одна из них закончилась удачно, мы не сидели бы за этим столиком вчетвером.
— Этот момент отдалится от нас, если мы не сдадим зачет, — сказал Двадцать Восьмой.
— Я не понимаю, как его сдать, — сказал Двадцать Шестой. — Алгоритмы не работают. Я улыбался, называл свое имя, спрашивал их имена, делал замечание о погоде, пытался разговаривать на отвлеченные темы, но они просто отказываются со мной взаимодействовать. Все происходит совсем не так, как в симуляторе.
— Наверное, поэтому мы и сдаем зачет на практике, — сказал я. — Чтобы понять, в чем разница.
— Мне пришла в голову страшная мысль, — сказал Двадцать Девятый, отхлебывая из своего стакана. — А что, если бой в симуляторе тоже не похож на настоящий? Что, если реальный противник не будет вести себя так, как ведут себя тренировочные боты, и те алгоритмы тоже откажутся работать?
— А в чем тогда смысл обучения? — спросил я. — Понятно, что ни один бой не похож на предыдущий, но ведь базовые принципы всегда одни и те же, да и рисунок не претерпевает глобальных изменений.
— Ну да, стреляй в них и не давай им стрелять в себя, — хмыкнул Двадцать Восьмой.
— У меня нет вопросов к стрельбе, — сказал Двадцать Шестой. — Там все гораздо проще. Когда ты стреляешь в человека, он всегда реагирует одинаково — становится мертвым. Но когда ты пытаешься наладить визуальный контакт, все они ведут себя по-разному. Одна, например, хихикала, хотя я не сказал ничего смешного и собирался перейти к непринужденным шуткам на отвлеченную тему только через две реплики. Какого черта она хихикала? И на кой черт нам вообще сдалось само это взаимодействие?
— Чтобы в случае необходимости мы могли притвориться одними из них и не привлекать к себе внимания, — процитировал я Трехглазого Джо, нашего несменяемого наставника.
— Я не хочу притворяться кем-то из них, — сказал Двадцать Шестой. — Их жизни пусты и бессмысленны.
— Мы никогда не знаем, что именно может пригодиться для службы нашему делу, — сказал Двадцать Девятый. Он тоже цитировал одного из наших учителей.
— Я — щит, хранящий наше общее дело от конкурентов, и меч, их карающий, — сообщил Двадцать Шестой. — Но чем нашему общему делу поможет, если я проведу половой акт вон с той самкой? Или вон с той?
— Не показывай пальцем, — сказал я.
— Да пошло оно все к черту, — сказал он. — Мне кажется, Трехглазый над нами просто издевается.
— Всегда, — подтвердил Двадцать Девятый. — Но он делает это для того, чтобы мы могли лучше послужить нашему общему делу.
Наше общее дело…
Формулировки тогда были предельно простыми, и под нашим общим делом подразумевалось процветание родной корпорации, которая подарила нам жизнь и целых два года безоблачного детства, после которых начались учеба и муштра. А еще через год случился апгрейд, который больше половины из наших не пережили.
Нас учили, что корпорация — это наш дом, наша семья, которой мы обязаны всем, а мы — ее защитники. Мы должны были стать ее лучшими солдатами, элитой элит, стражами, неусыпно хранящими корпоративные интересы. При этом нас учили стрельбе, диверсионной деятельности и шпионажу. К этому моменту каждому из нас поставили по одному профилю, который должен был стать основным рабочим, и я уже получил своего Волшебника, чем несказанно гордился.
Волшебника могут получить не все.
Точнее, ставят его всем, но не у всех он приживается. Чем сложнее профиль, тем больше трудностей со слиянием, и если оно достигает меньше восьмидесяти трех процентов, то возможности профиля толком не раскрываются и его сносят.
У меня было девяносто четыре процента, что считалось отличным результатом. У Двадцать Девятого — девяносто восемь. У Двадцать Шестого — восемьдесят семь, но это был не худший результат в нашей компании.
У Двадцать Восьмого процент слияние оказался меньше семидесяти пяти, и основным рабочим ему поставили Стрелка. Как-то раз он признался нам, что из-за этого чувствует себя неполноценным. Разумеется, мы заверили его, что все в порядке, но в глубине души были с ним согласны и думали так же.