— Думаю, до этого еще далеко, — сказал я.
— Я прилетаю на Эпсилон-Центр каждый год, и с каждым разом мне все труднее найти общий язык с внучкой, — сказал он. — Нет общих тем для разговоров. Она не понимает того, о чем говорю я, а я понятия не имею, о чем рассказывает она. У нас и язык-то уже разный, так что те перемены, о которых я говорю, вовсе не так далеки, как вам кажется.
— Может быть, я и неправ, — сказал я. — Но по работе я имею дело с представителями обеих этих, как вы говорите, цивилизаций, и не заметил, что они слишком-то друг от друга отличаются.
— Еще десяток лет, и это случится, — сказал он. — Запомните мои слова, молодой человек.
— Запомню, — пообещал я.
Разговор, не бывший интересным с самого начала, окончательно мне наскучил, так что я перевел спинку своего сиденья в положение для сна (откинув ее на предусмотренные конструкцией десять сантиметров), зевнул и прикрыл глаза.
— Не буду вам докучать, — сказал Кроуфорд и переключился на своего соседа справа. — Летите на Эпсилон-Центр по делам?
Глава 23
Рэнди не знал, под каким именем и каким маршрутом я собираюсь попасть на Эпсилон-Центр, так что я действовал по протоколу «уровень паранойи — средний».
То есть, как обычно.
Единственным моментом, когда он мог подстроить мне ловушку, был мой контакт с Глорфинделем, ради которого я все и затеял. До этого отследить меня он не сможет.
Кроме того, связь между разными системами имеет свои ограничения. Информация пересылается через те же самые кротовые норы, но использовать необходимые для прокола пространства мощности ради одного частного сообщения без дополнительной оплаты (размер которой Рэнди бы точно не потянул) никто не будет. Сообщения копятся на передаточном узле и при достижении определенного объема пакетом передаются дальше. На следующем узле они сортируются по направлениям и передаются дальше тоже пакетами. Если вы отправляете весточку из не самой населенной системы по сложному маршруту, идти она будет довольно долго.
При соблюдении определенных условий вы можете отправить сообщение, сесть в космический корабль, пролететь половину исследованного сектора космоса и оказаться в точке получения на пару дней раньше.
У военных, разумеется, другие схемы, но Рэнди к военным никакого отношения не имел.
Так что даже если бы Рэнди решил меня сдать (что не факт), у меня все равно был определенный запас времени.
Наш транспортник завис на орбите. Он был слишком тяжелый для посадки на поверхность, так что нас должны были доставить на планету челноками. Разумеется, погрузку начали не с эконома, так что своей очереди мне пришлось прождать около получаса. Кроуфорд, по счастью, ко мне не лез и вообще вел себя смирно. Может быть, нервничал перед встречей с семьей.
В орбитальном челноке у меня оказалось место у иллюминатора. Мы отвалили от туши транспортника, и я увидел ночную сторону планеты. Континент-мегаполис выделялся ярко освещенным пятном, по форме напоминающим осьминога.
Атмосферу мы преодолели за сорок минут.
Челнок совершил посадку в Южном порту, напротив входа в один из пассажирских терминалов. Поскольку багажа у меня с собой не было, я сразу двинул на контроль и, как гражданин Содружества, прошел его по ускоренной процедуре, позволив системе безопасности просканировать мой чип.
Поскольку чип производства «Кэмпбелла» был на несколько порядков более сложным устройством, чем сканер системы безопасности, никаких несоответствий найдено не было и я беспрепятственно вышел в город. Присоединившись в огромной вялотекущей толпе, я двинул на станцию монорельса, одновременно с этим меняя информацию в идентификационном чипе. Когда я сел в вагон монорельса, меня уже звали Марк Гузман и я прилетел на Эпсилон-Центр ради стажировки в одном из его университетов.
Удаляться от порта смысла не было. Глорфиндель обитал в виртуальной вселенной, доступ в которую возможен из любой точки планеты, так что я мог бы воспользоваться даже припортовой гостиницей, но не сделал этого из соображений безопасности.
Проехав десяток остановок, я вышел из монорельса и по-настоящему увидел город. Раньше оценить его истинные масштабы у меня не получалось, потому что большая часть пути монорельса проходила в туннеле.
Город был ужасен.
Он состоял из пронзающих облака небоскребов, верхушек которых с земли было не рассмотреть. Он был ярко освещен, он был густо населен, он был отвратительно громок, и реклама лезла в глаза практически с каждой поверхности. В этой части планеты царила ночь, но на улице все равно было полно людей. Что будет с этими улицами, если отменят закон о десяти часах, мне даже представлять не хотелось.