— Госпожа? — донёсся до меня голос. — Вы в порядке?
— Да, — ответил я неожиданно для себя самого. — Просто покровитель откликнулся на мои мольбы. Он с нами, потому не тревожьтесь.
Не знаю, что меня шокировало больше. Может, то, что это было нахальнейшим враньём, простительным, однако, для человека заведомо обречённого, коим я в этот момент объективно себя ощущал. А может, и это скорее всего, поразило меня то, что мой голос, обычный такой виски-баритон, пограничный с простонародным пиво-тенором, вдруг сменился на проникновенное меццо-сопрано, к коему я прежде объективно не был способен. И, украдкой оглядев себя, я обнаружил, что изменения во мне коснулись не только вокальных данных. Тело, в котором я находился, самым недвусмысленным образом принадлежало женщине. Которой, впрочем, было объективно не до того, чтобы уделять хоть крупицу своего драгоценного внимания моему внезапному появлению.
— Отступайте к порталу, — вновь заговорил я. — Меня не ждите. Я выиграю вам немного времени, а затем догоню. Не беспокойтесь. Владыка Виктран с нами, и он убережёт нас.
Снова враньё. Правильное, и в этот момент, пожалуй, нужное, но всё равно причинявшее прямо-таки физическую боль где-то за рёбрами. Правда же заключалась в том, что эта женщина, чьими глазами я сейчас смотрел на мир, была в ужасе. Страх, что она испытывала, был так силён, что на какое-то время попросту меня дезориентировал. Однако, эта железная леди каким-то невозможным образом умудрялась хотя бы внешне держать себя в руках. Я не знал, чем она отгородилась от страха, её мысли, в отличие от эмоций, были мне недоступны. Но само то, что ей это удавалось, вызывало уважение.
Лично мне в этот момент помогло довольно-таки элементарное соображение, смысл которого сводился к тому, что это не мои чувства. Что на самом деле я просто копаюсь у себя в сознании, и все эти страхи — они со мной не по-настоящему. Условно говоря, что я просто смотрю кино с несколько расширенными функциями, и не более. В общем, я тоже с этим справился. Таким, правда, способом, который и близко не позволял мне поставить себя на одну доску с этой героической барышней, поскольку слишком уж благоухал трусливеньким эскапизмом. Но на результате это сказалось не сильно, и я смог наконец оценить, где оказался.
Здесь была ночь. Не такая вот южная, в которой не зги не видно, но заначку стратегического продукта лучше всё-таки перепрятать. Скорее этакий затянувшийся за полночь вечер, как оно бывает летом в Карелии или под Архангельском. Скорее, впрочем, в Карелии — на это отчётливо намекал ещё различимый пейзаж, сложенный из вековых мачтовых сосен на гранитных скалах и невесомой вечерней дымки над ломаной формы озерцом в низине по левую руку. Привычно, знакомо и даже приятно. Одна деталь, правда, выбивалась из ностальгического образа. Это была сплошная стена густейшего белёсого тумана, начинавшаяся почти сразу от подошвы холма, на котором расположилась моя носительница, и протянувшаяся вверх и во все стороны, насколько только хватало глаз. Выглядело это очевидно паранормально и откровенно дико. Что-то не то было с этим туманом, и «не то» опасное. Именно такой вывод напрашивался при виде освещённой одиноким факелом горстки отосланных носительницей людей, спешно удалявшихся вдоль белой стены и заметно её сторонившихся. Задевать её даже случайно они явно не желали, причём, как мне показалось, намного более акцентировано, чем если бы вопрос касался просто местных суеверий.