— Опаздываешь, Бубнов! — возмутился Козлятников, — на пять минут!
Остальные товарищи посмотрели с осуждением и дружно нахмурились.
— Извините, Сидор Петрович, — сказал я, — в Красном уголке задержался. Политинформацию для комсомольцев вёл, поэтому чуть не успел. Здравствуйте, товарищи!
На приветствие товарищи мне не ответили.
— А это тоже из Красного уголка? — с брезгливой миной ткнул прокуренным пальцем на мои ватрушки один из незнакомых товарищей, низенький, квадратный и плешивый, в костюме, словно на вырост.
— По дороге в столовую забежал и купил, — объяснил я, — не успел из-за политинформации пообедать.
— Ты почему товарища Барышникова подвёл? — строго спросил вдруг второй человек, высокий, тощий, да ещё и сутулый, словно знак вопроса.
— Куда я его подвёл? — удивился я.
— Я ему сказал писать отчёт! — загорячился, заверещал Барышников, — Ещё позавчера! Зашел и сказал писать! А он не написал!
Я посмотрел на него и поморщился.
— Что вы скажете, Бубнов? — спросил меня сутулый недоброжелательным голосом.
— А что мне говорить? — удивился я. — Тот отчёт, что поручил мне делать Сидор Петрович, я уже практически доделал. Осталось два листа на чистовик переписать и всё будет готово.
И для убедительности я сначала развёл руками, а затем указал на стопочку бумаг у меня на столе.
— Но Барышников вам сказал… — начал сутулый, но мне уже этот цирк надоел (вчера в том театре даже у Серёжи визжать мадригалы получалось и то гораздо убедительнее).
Поэтому я его перебил, довольно жёстко:
— Товарищи, а на каком основании Барышников мне указания даёт? В соответствии с приказом, эта работа была поручена лично ему.
— Но он попросил о помощи… — начал квадратный, но я и его перебил:
— Товарищи, это совсем не так делается. Если Барышников не справляется, и ему нужна помощь от сотрудников других отделов, то вопрос легко решается на уровне товарища Козляткина и товарища Бякова. Мне Сидор Петрович никаких дополнительных заданий не поручал. В приказе стоит только Барышников. Какие ко мне претензии? Делайте приказ на меня, я подготовлю вам любой отчёт! А вешать на меня чужую работу, да ещё и переступая через голову моего непосредственного руководства — это, уж простите, запредельная наглость!
Я посмотрел на Козлятникова, на лице того мелькнула удовлетворённая ухмылка. Он явно наслаждался ситуацией (хотя меня спасать не торопился).
— Да вы… — побагровел квадратный.
Но меня уже понесло:
— А то что получается интересная история. Отчёт поручили Барышникову, тот скинул его на меня. А я что, должен всю ночь сидеть писать вместо него отчёт, потому что в рабочее время у меня своя работа? А потом по результатам квартальную премию повысят Барышникову, да?
Судя по вытянутым лицам этих товарищей и самого Барышникова, именно так они и считали.
— Вы конформист и приспособленец, Бубнов! — с оскорблённым видом взревел квадратный, сутулый что-то поддакнул, но мне было пофиг.
Я сказал:
— Пусть так, но зато я не эксплуатирую труд других людей!
Барышникова перекосило, квадратный побагровел ещё больше, почти до фиолетового, так что сутулый потянул его за рукав прочь из кабинета. На прощанье он мне бросил с еле сдерживаемой угрозой:
— Вы ещё пожалеете, Бубнов!
И вышел, громко хлопнув дверью.
Козляткин, тщетно пряча злорадную усмешку, не глядя ни на кого из нас, выскочил из кабинета вслед за ними.
— Всё, Муля, тебе крышка! — упавшим голосом сказала Лариса.
А Мария Степановна посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и торопливо отсела подальше.
И я понял, что да, мне теперь точно будет крышка.
Точнее была бы, если бы я был Мулей.
Но так как я был совсем не тем Мулей, который был Мулей (ну, вы меня поняли), то совершенно не обратил на это никакого внимания.
Вместо этого я съел обе ватрушки (они были с творогом и очень вкусными) и сел обстоятельно дописывать отчёт. Правда, когда пришло время его сдавать, в кабинет заглянула Лариса и сказала, что Козляткин сказал передать мой отчёт через неё.
А дома была злая Варвара, которая при виде меня что-то гневно прошипела и скоропостижно ретировалась к себе в комнату и ехидно ухмыляющееся лицо Фаины Георгиевны, при виде которой в свою комнату ретировался уже я.
Ну, не должны мои методы давать такой сбой! Один раз — я ещё могу понять, но это уже дважды подряд!
Я схватился за голову и забегал по комнате, еле сдерживая отчаянное рычание.
Или я чего-то не понимаю, или я чего-то не понимаю!
В дверь постучали.