С бабоварей мне ещё предстоит разобраться.
А вот об остальных жильцах хоть что-то узнать было бы неплохо. Поэтому я, прихватив кастрюльку, вышел в коридор в поисках шкета. Тот как раз сидел верхом на старом торшере и самозабвенно лупил лыжной палкой по размочаленному фанерному чемодану.
Я подошел к нему и посмотрел сверху вниз:
— Ты что делаешь? — спросил я его, чтобы начать разговор.
— Я тореадор! Быка укрощаю! — заявил малой с важным видом и для аргументации несколько раз стукнул палкой по чемодану.
— Отлично! А теперь, тореадор, скажи, как меня зовут?
— Дядя Муля, — ответил шкет и запулил палку в висящие на стене сломанные ходики. Палка врезалась прямо в корпус часов, там что-то брякнуло внутри и оттуда вывалилась механическая кукушка и повисла на пружинке.
При виде этого малой издал воинственный клич и завопил от радости.
— А полное моё имя как будет? — вернул его к суровой действительности я.
Малой задумался, потом пожал плечами, мол, фиг его знает.
— Иммануил, — подсказал я, — а у тебя есть полное имя?
— Ага, — гордо кивнул шкет, — Николай. Только меня так бабушка называет, когда хочет поставить в угол. А так-то я Колька.
— Так ты что, Колька-Николай, всех соседей по полным именам знаешь? — деланно восхитился я.
Колька просиял и важно кивнул.
— Да нет, не верю, — коварно покачал головой я, — докажи!
— Ну смотри, — начал перечислять Колька и ткнул в ближайшую дверь пальцем, — вон в той комнате живут дядя Софрон и тётя Муза.
— Муза? — удивился я. — Это имя что ли такое?
— Угу, — пробормотал Колька и ткнул на следующую дверь, — а вон там — баба Белла. Только её нельзя так называть, а то она за ухо может дёрнуть. Надо просто Белла.
— Понял, — кивнул я, запоминая. — а баба Варя где живёт?
— Вон там. В крайней комнате.
— А ты где живёшь?
— Вон там! — засмеялся Колька и спрыгнул с торшера.
— А как твоих папу и маму зовут?
— Мама Лиля и папа Гриша. А ещё у меня есть бабушка Поля, а у неё есть коза Матрёшка. Но она не тут живёт, а в деревне.
Ну что же, основную, первичную, информацию я получил. Осталась одна комната, но спросить про её обитателя я не успел. Открылась последняя справа дверь и оттуда вышел тот самый хмурый мужик. Судя по разорванной на груди майке, день не задался не только у меня.
Это либо «дядя Софрон», либо «папа Гриша» — решил я.
Но судя по равнодушной реакции шкета, версию с «папой Гришей» сразу отметаем. На родителей так не реагируют. Оставался Софрон, значит.
— Привет, Софрон, — вежливо сказал я соседу.
— Ты чегой это, Муля, с дуба на кактус рухнул? — спросил мужик, ароматизируя окружающее пространство ядрёным перегаром, — Какой я тебе Софрон?
Упс!
Но отвечать что-то надо было:
— Извини, не увидел, темновато тут, — пожал плечами я.
— Да я и сам сегодня всё путаю, — хохотнул он и, стараясь не сильно раскачиваться и осторожно ступая, побрёл на кухню.
А я нахмурился. Впредь таких проколов быть не должно. Спалюсь — посадят в дурку.
— Обманул ты меня, Колька, — укоризненно сказал я и покачал головой, — нету здесь никакого Софрона.
— Конечно нету, — кивнул шкет, — он же утром ещё со своей Зайкой на базар ушёл. Теперь его до вечера не будет. А, может, и вовсе ночью припрётся, пьяный.
— С какой зайкой? — не понял я.
— Не зайкой, а Зайкой! — поправил меня малец.
Я ничего не понял, но глубокомысленно покивал. Зайка, так зайка, один чёрт.
— А это тогда кто? — спросил я и кивнул в сторону кухни.
— Так Герасим же! — удивлённо посмотрел на меня Колька.
— Ты мне его не называл! — неодобрительно ответил я и добавил, — А говорил, что всех знаешь.
— Ну, потому что ты сказал перечислить всех, кто живёт в комнатах! — огрызнулся Колька, — вот я и перечислил!
— А Герасим? — совсем затупил я.
— Так он же в чулане живёт! — заявил Колька и тут же потерял интерес ко мне, переключившись на попытки достать кукушку из настенных часов.
Ну зашибись! Вот это я попал! Мало того, что это какой-то ранний Советский союз, со всеми прелестями эпохи. Так ещё и живу в коммунальной квартире, набитой людьми, словно селёдка в бочке. Даже в чуланах живут.
Нет, надо отсюда сваливать. И поскорее. Даю себе, по максимуму, неделю на осмотреться, изучаю обстановку, ассимилируюсь и валю отсюда. Мне нужна отдельная жилплощадь. Я ведь привык к комфорту. И ежедневно воевать за очередь для варки каши не собираюсь!
В животе опять заурчало.
Есть хочу. Я грустно вспомнил морского ежа в крыжовниковом соусе, которого мы с Егором так и не доели в ресторане накануне моего попадания сюда, и настроение моё рухнуло ещё ниже.