— Эм-м…
— Ваше лицо — это лицо, которое вы показываете миру, — говорит он. — Убедитесь, что это правильное лицо.
Я киваю, хотя и не уверен. Он отмечает фотографию с носом Фабрей и отдает ее мужчине в хирургическом костюме и маске.
Я гуляю в лесу. Мое лицо замотано бинтами. Полностью, есть только прорези для глаз. Я размышляю, как теперь буду есть. Или дышать. Поигрываю ключами в кармане. Осознаю, что брелок для ключей — это мой старый нос. Узнаю его на ощупь. Эта маленькая родинка возле ноздри. Думаю, что это очень мило с их стороны — оставить мне сувенир. По тропе мне навстречу бежит собака. Я паникую и напрягаюсь. Это немецкая овчарка. За ней следует женщина на пробежке. Она видит мою панику, но ничего не говорит, даже не улыбается виновато, даже не замечает меня. На самом деле она выглядит взбешенной.
— Б., — говорит она. — Ко мне.
Собаку зовут так же, как и меня. У нас с ней очень редкое имя. Женщина пробегает мимо так, словно меня нет. Ее собака не на поводке, и я уверен, что это незаконно. Она неправа, и я мог бы вызвать полицию, если бы захотел. Правда на моей стороне. А она неправа.
— Спасибо большое, — хлестко говорю я, когда она пробегает мимо. Настолько саркастично, насколько могу. Она даже не оборачивается. Может, она в наушниках? Пытаюсь вспомнить, как она выглядела спереди. Нет. Нет у нее наушников. Она меня слышала и решила проигнорировать.
— Как насчет извинений? Тупая ты пизда, — говорю я, но, вероятно, недостаточно громко, чтобы она услышала. Но очень зло. Чувствую себя невидимым. Надеюсь, она меня не слышала. Ей плевать на меня. Думает, что я непривлекательный, не стою ее флирта или даже обыкновенной вежливости. Я ее ненавижу. И себя — за то, что ненавижу ее. За то, что мне не все равно. За то, что злюсь. Но почему она не может вести себя прилично? Почему люди такие ужасные? Ненавижу людей. Надеюсь, она меня не слышала. Почему я ее не привлекаю? Она должна была проявить сочувствие уже хотя бы из-за забинтованного лица. Все сочувствуют людям с забинтованными лицами; это общественный закон. Она красива, в том особенном смысле, в котором красивы бегуньи — крутые женщины, держат всё под контролем. Этот лифчик для бега, этот топ. Возможно, ее оттолкнула торчащая из-под бинтов длинная седая борода. Быть может, мне стоило самому для начала проявить дружелюбие? Чтобы растопить лед, я мог сказать, что мы с ее собакой — тезки с редким именем. Почему к своей собаке она добра, а ко мне — нет? Я бы легко мог быть ее собакой. Тогда бы она меня любила. Тогда я мог бы ткнуться носом ей в промежность, а она бы просто похихикала и оттолкнула меня. Или позволила бы мне немножко понюхать. Когда ты собака, никто не ругается. Мой новый нос. Нос Нанетт Фабрей. Я думаю о ее вспотевшей от бега промежности и представляю себе ее собаку с носом Нанетт Фабрей. Женщины потеют в промежности гораздо сильнее мужчин; я об этом читал. Обернувшись, вижу, как она бежит по дорожке, смотрю на ее задницу. Мне одиноко. Она меня никогда не полюбит. Я иду дальше. На дерево рядом садится дятел. Останавливаюсь, мы смотрим друг на друга. Я заговариваю с ним детским голосом, которым обычно говорят с детьми и животными:
— Здравствуй, дятел. Кто это тут у нас? Кто это тут у нас такой? Как дела? Привет. Привет.
Он перепрыгивает на противоположную сторону ствола. Молчит. Мудак.
Эвелин, которую я когда-то любил, которой больше нет, с которой у нас был шанс на что-то человеческое, если это вообще возможно в моей жизни, — Эвелин, которой давно нет и которая — я надеюсь даже сейчас, — возможно, позвонит сегодня, но нет, не позвонит, не сможет, не захочет, ей это больше не нужно, она мертва, она прямо сейчас смеется с кем-то другим, она старая и непривлекательная, она до сих пор невероятно моложавая, она вообще обо мне не думает, она получила второе образование и теперь психолог, юрист, глава отдела закупок в музее искусств. Никак не узнать. Ее нет в Сети. Может, умерла или живет с новой фамилией, потому что вышла замуж. Я мог бы нанять частного детектива, но зачем? Разве я уже недостаточно вреда принес? Ведь однажды настанет время, когда я сморщусь достаточно для того, чтобы мое безобразное «я» занимало в мире меньше места? Возможно, стоит подумать о том, чтобы заняться медитацией. Всегда чувствовал духовное родство с восточными религиозными философами. И как только человек перестает думать о своем «я», возможно, он становится привлекательнее. Морщины не разгладятся, но превратятся в привлекательные морщины. Миллиардерские морщинки Джорджа Клуни.