Можно сослаться на расчёты, согласно которым в муравейник доставляется за сезон три - пять - восемь миллионов насекомых!
Но разве в гнездо «поступают», «доставляются», «сносятся» только насекомые, пойманные и уничтоженные самими муравьями? Ведь фуражиры могут просто подбирать трупы насекомых, погибших, как говорится, своей смертью или от причин, к которым муравьи не имеют никакого касательства. Именно это, правду сказать, и представлялось на первый взгляд более всего вероятным: трудно ожидать, чтобы хрупкие и сухонькие крошки муравьи одолевали огромных по сравнению с ними личинок или гусениц.
«Семьёю бойкою тащи находки», — поёт у Гёте в «Фаусте» хор муравьёв. Так, во всяком случае, перевёл эти строки Борис Пастернак, скорее всего совсем не подозревая, насколько не ясно, что именно тащат семьёю бойкою муравьи — находки или в ратных трудах завоёванную добычу. Чтоб получить правильный ответ на этот вопрос, потребовались специальные опыты.
Отряды хорошо проинструктированных наблюдателей вышли на посты, прихватив с собой мерные линейки и шнуры, термометры и секундомеры, крохотные лупы и достаточный запас рассчитанного на долгие часы терпения, совершенно необходимого в описываемых исследованиях. Теперь наблюдатели не просто регистрировали количество насекомых, доставляемых муравьями, но учитывали также разные второстепенные подробности, на которые прежде не обращали внимания.
Так, между прочим, выяснилось, что в любом месте существует связь между радиусом действия и активностью муравьев-фуражиров, причём на оба показателя заметно влияет погода. В Эберсвальде (ГДР) во время дождя и при похолодании ниже 4 градусов муравьи вообще не покидают своих подземелий; требуется не меньше 9 градусов, чтоб начался поиск насекомых и то лишь на поверхности почвы; зато при 18 градусах муравьи-фуражиры начинают взбираться и на деревья. Теперь известно, что в разных местностях и для разных Формика эти температурные показатели меняются.
В тёплую пору и на ровном месте нагруженные добычей муравьи движутся со средней скоростью один метр в минуту. При двухсотпятидесятиметровом радиусе действия вокруг муравейника площадь, на которой ведётся охота, превышает 200 тысяч квадратных метров, а при пятиметровой высоте подъёма на деревья пастбищное пространство составляет — это не просто себе представить, и ещё труднее этому поверить! — миллион кубометров. Следует учесть, что миллионы насекомых с этого миллиона кубометров лесного пастбища по большей части убиты самими муравьями-фуражирами, отправившимися за кормом.
Никаких сомнений в этом не оставили наблюдения и прямые опыты с положенными на разных расстояниях от муравейников мёртвыми и живыми гусеницами, личинками, куколками.
В научных протоколах подробно, секунда за секундой, прослежены судьбы жертв муравейника. Здесь идёт речь не только о десятках беспомощных и недвижимых куколок или ничем не защищённых кладках яиц, но также и о личинках, чаще всего застигнутых при линьке, о гусеницах, даже очень крупных и, наконец, о взрослых насекомых, обычно молодых, только что вышедших из кокона и ещё не окрепших или не успевших отогреться после ночной прохлады и, следовательно, подвергающихся нападению в состоянии, когда они не могут ни оказать сопротивления, ни уклониться от схватки.
Рыщущие в поисках добычи Формика часто нападают на жертву сообща, мешают ей уходить от преследования, грызут своими острыми жвалами, обрызгивают кислотой, а если дело происходит на дереве, сбрасывают на землю, где за неё принимаются другие охотники. Отогнанные судорожно извивающимися крупными гусеницами, муравьи отступают, но позже, когда жертва, обрызганная кислотой, слабеет, возвращаются и возобновляют нападение. Первыми подвергаются атаке наиболее заметные, особо подвижные насекомые, позже очередь доходит до менее заметных, вялых. Совсем неподвижные чаще остаются незамеченными.
«Да, но ведь не все насекомые, уничтожаемые муравьями, — это вредители лесных пород», — справедливо заметила критика. Серию новых наблюдений пришлось провести с учётом этого замечания. У многих тысяч фуражиров, спешащих в муравейник с добычей, всю её методически отбирали, а трофеи передавали специалистам по систематике, и те определяли вид, к какому относится отобранное у муравьёв насекомое.
Вот итог одного из многих протоколов: 4500 ложногусенип соснового пилильщика, 3500 гусениц сосновой совки, 500 куколок и 7200 гусениц дубовой листовёртки. Это — улов за день! Правда, Формика не всегда одинаково активны.
В нескольких искусственных муравейниках, заселённых одноматочными семьями руфа или многоматочными поликтена, обитателей без каких бы то ни было ограничений кормили личинками комнатной мухи, которых Формика могут сожрать невероятно много. Однако аппетит у муравьёв оказался неровным: то они изо дня в день неустанно штурмовали на мирмекодроме плошку, успевай только подкладывать в неё личинок, то вдруг начинали проявлять к добыче полное безразличие. Всё зависело от количества муравьиных личинок в гнёздах. Чем больше своих личинок выкармливали Формика, тем с большей жадностью выбирали они мушиных личинок из кормушки. Зато когда кормить в гнёздах было некого, фуражиры действовали крайне вяло, почти не замечая плошек, полных корма.
В меняющейся активности фуражиров, в ритмах их охоты по-своему отражена кривая активности муравьиной семьи, отчасти нам уже знакомая по биологии кочевников. У Формика, как и у кочевников, этот ритм проявляется не у всех семей одновременно, а у каждого муравейника по-разному.
В лесах Северной Италии — их площадь превышает полмиллиона гектаров — зарегистрировали около миллиона муравейников. В следующей главе подробнее говорится о том, как и для чего была проведена эта крупная операция. Здесь скажем, что общий живой вес муравьёв в зарегистрированных гнёздах составил по определению специалистов примерно 2400 тонн, а средний вес поедаемого муравьями ежедневно корма — 120 тонн. За 200 дней, пока длится в этой полосе активная жизнь муравейников, их обитатели уничтожают 24 тысячи тонн насекомых, в том числе не менее 15 тысяч тонн живых вредителей — вот что показали расчёты. Это около 30 килограммов, в основном, личинок и гусениц на гектар. А надо сказать, личинки и гусеницы — именно та фаза, когда насекомые потребляют больше всего корма и, следовательно, наносят максимум ущерба.
Теперь примем во внимание, что обитатели одного муравейника охотятся на площади примерно от 0,2 до 0,5 гектара. Сколько здесь деревьев, подсчитать нетрудно. Итог всех определений сводится к весьма выразительной цифре: гнездо муравьёв на лето избавляет каждое дерево своей зоны примерно от пятисот с лишним вредных насекомых!
Нападение орды из 500-600 вредителей не для всякого дерева может пройти бесследно. К тому же каждая уцелевшая личинка и гусеница со временем превратилась бы в совершенное насекомое, а самки жуков и бабочек отложили бы яйца, из которых вывелись бы новые поколения прожорливых личинок и гусениц.
Следует сказать, что муравьи-охотники уничтожают больше всего именно тех вредителей, которые особенно размножились и потому представляют, естественно, особую опасность для леса. Бесконечно ценна такая способность — обуздывать, сдерживать, а значит и предотвращать, вспышки размножения самых опасных вредителей. Поэтому-то разорить муравейник — всё равно, что оставить в лесу мину замедленного действия! Рано или поздно мина срабатывает, и остатки замершего муравейника окружаются догола раздетыми тёмными скелетами гибнущих деревьев. Зато каждый квартал, где всегда «муравьиным спиртом пахнет сушь», где достаточно живых, полных сил муравейников из тех, что, по С.Маршаку, «не спят, шевелятся, зыблются, кипят», представляет обычно крепость, неприступную для насекомых-вредителей. Здесь их всюду достанут фуражиры муравьиных семей, истребители вредной энтомологической фауны.
Иван Матвеевич Вихров в своей упоминавшейся выше лекции лишь вскользь сказал о непозволительности разорения лесных муравейников. Эту мысль стоило развить. Ведь в рощах, дубравах и лесах остается всё меньше муравьиных куч. С каждым годом дальше врезаются в чащу широкие просеки. Тягачи волокут спиленные под корень стволы деревьев и стальными гусеницами и древесными комлями размётывают купола муравьиных гнёзд. Конечно, при более осмотрительной работе муравейники можно было бы сохранить.