А сколько муравьиных гнёзд разоряют бездельники, охочие просто без смысла, без цели и нужды поротозейничать, наблюдая великую муравьиную суматоху на развороченном куполе!
Заметный вред наносят муравейникам также пернатые и четвероногие. Дятлы, например, прорывают глубокие ходы под купола и, забравшись внутрь гнезда, буквально набивают зобы различными насекомыми, ютящимися в муравейнике, а нередко и муравьями. В том же уличены недавно лесные желтогорлые мыши. Для оголодавших ежей, кабанов, барсуков, лис приманкой служат не сами муравьи, а зимующие в их гнёздах жирные личинки бронзовки или других жуков из тех, что покрупнее. Немало разных лесных тварей не столько поедают муравьёв, сколько губят: развороченные гнёзда чаще промерзают насквозь, чаще затопляются талыми водами.
И летом муравьи, случается, покидают даже не разорённое, а только потревоженное гнездо и переселяются на новое место: под повреждённым куполом им трудно поддерживать необходимые для развития новых поколений тепло и влажность. Но раз так, вывод о непозволительности разорения муравейников недостаточен, — видимо, есть все основания признать необходимой охрану, защиту гнёзд Формика. Действительно, эти муравьи могут стать верным другом и благодетелем лесов, помощником и союзником лесника, безотказным защитником лесных пород против множества насекомых вредителей.
Здесь уместно напомнить, что те же виды муравьёв — это мало известно, — в определённой мере способствуют образованию почв. Ч.Дарвин, доказывая роль («гораздо более важную роль, нежели может казаться большинству с первого взгляда») дождевых червей в образовании почвы, напоминал, что в этом процессе участвуют все вообще «копающиеся животные различных видов», и, как он подчёркивал, «главным образом муравьи». Именно они деятельно истачивают и разрушают древесину пней и корней. В процессе превращения сухой древесины в почву учёными выделена даже особая «формикоидная», то есть муравьиная, фаза. Кроме того, муравьи измельчают грунт и открывают в него доступ воздуха, а прокладывая ходы и удобряя землю своими отбросами, втаскивая листья и другие растительные остатки, они, подобно дождевым червям, обогащают верхний слой органическим веществом. По данным агрохимиков, всё это существенно снижает кислотность почвы. Почвообразующее влияние муравьиного гнезда отчётливо распространяется по горизонтали в радиусе около метра, а в глубину более чем на полметра, создавая очаг почвенной жизни.
Мирмекология, как специальная наука о муравьях, выделилась из общей науки о насекомых уже в конце XIX — начале XX века, во времена швейцарского исследователя муравьёв Августа Фореля, немцев Карла Эшериха, Эриха Вассмана и Вильгельма Гетча, американцев Вильяма Вилера и исследователя кочевых видов Шнейрла, итальянца С.Эмери, англичанина Г.Донисторпа, французов Бондруа и Альбера Ренье, русских В.Караваева и М.Рузского. В середине XX века от общей мирмекологии отделилась новая ветвь, положено начало специальной науке о Формика.
Уже знакомый нам по многим опытам вюрцбургский профессор Карл Гэсвальд всю свою жизнь посвятил формикологии. На протяжении десятилетий изучает он жизнь отдельных гнёзд, наблюдает их зарождение, рост и развитие, овладевает тончайшими секретами определения и различения видов, совершенно неразличимых для непосвящённых, раскрывает законы существования и развития отдельных особей и целостных семей, прослеживает влияние на них условий окружающей среды и, наоборот, их влияние на среду.
Педантично подсчитывает вюрцбургский формиколог всё до пфеннига возможные доходы, доставляемые жадным браконьерам сбором муравьиных куколок для кормления певчих птиц или рыб в любительских аквариумах, или сбором живых мурашек для изготовления из них — томлением в печи — муравьиного спирта, которым при ревматизме натирают суставы. А ведь разорители муравьиных гнёзд не останавливаются и перед тем, чтоб хвою с куполов собирать на топливо: хвоя здесь сухая. Сопоставляя грошовые доходы от этих варварских промыслов с ущербом, причиняемым лесу разорением муравейников, профессор Гэсвальд убеждает сограждан, взывает к их расчётливости, уму и совести, уговаривает взрослых и детей, упрашивает, умоляет не губить муравьёв, беречь муравейники. Больше того, он доказывает, что необходимо не только защищать и охранять старые гнёзда, но также искусственно закладывать новые, ускоренно размножая и расселяя Формика.
Под параграфом 141 в знаменитой «Риторике» М.В.Ломоносова приводится четверостишие Мардиала, самим Михайло Васильевичем переведённое:
В тополовой тени, гуляя, муравей
В прилипчивой смоле увяз ногой своей.
Хотя он у людей был в жизнь свою презренный,
По смерти в янтаре у них стал драгоценный.
Эта миниатюрная старая басня могла бы стать точным эпиграфом к излагаемой далее истории, которая представляет современную иллюстрацию к старому положению о случаях, «когда предыдущее с последующим противны». Здесь вполне подошла бы, впрочем, в качестве запевки или флага также и притча о полководце и муравье. Для тех, кто успел забыть этот, читанный ещё в школьных хрестоматиях, поучительный рассказ, напомним коротко его содержание.
Говорят, будто Тамерлан, проиграв как-то важное сражение, в отчаянии скрылся от приближённых в своей походной палатке, вокруг которой несла караул стража. Ужасным представлялось будущее полководцу. Как жить дальше? Рассеянный взгляд Тамерлана заметил крохотного муравья, ползущего вверх по шёлковой стенке палатки, и полководец, не думая, одним движением пальца сбросил насекомое вниз. Через какое-то время муравей опять полз вверх по той же стенке, и полководец вновь сбросил насекомое, а спустя несколько минут опять увидел его на том же месте, как и раньше, спешащим вверх, и опять сбросил его, и снова увидел, и снова сбросил, и опять увидел, и опять, и снова, пока не понял, что ничтожное насекомое, жалкий муравьишка подсказывает ему решение, освещает путь. Раздвинув шёлк, Тамерлан вышел из палатки и отдал приказ готовиться к новому сражению.
Впрочем, напоминая об истории с Тамерланом, мы имеем в виду не столько самих муравьёв, сколько тех, кто занят их изучением, причём изучением именно лесных Формика руфа.
Искусство исследовать строение и описывать насекомых давно доведено до совершенства. И всё же, пока систематика ограничивалась регистрацией и описанием примет, группа Формика руфа включала весьма различных муравьёв. Известно было, что Формика бывают и покрупнее, и средних размеров, и помельче, а уж остальные различия тонули в деталях, оказавшихся впоследствии малосодержательными.
Едва, однако, те же Формика понадобились для практического дела, исследователи увидели их стократ яснее, полнее и глубже, чем под линзами лучших бинокуляров. Наиболее крупные Формика — Формика руфа водятся в лиственных или смешанных лесах, и их гнездо-муравейник чаще представляет семью с одной-единственной плодовитой самкой. Эта самка покинула в своё время гнездо, где вывелась и откуда отправилась в брачный полёт, затем сбросила крылья и, найдя гнездо муравьёв совершенно другого вида — фуска, проникла в него, убила самку фуска и заняла её место. Рабочие муравьи фуска стали кормить вторгшуюся в их дом молодую самку руфа, воспитывали её расплод. Постепенно все рабочие фуска отжили своё, но к тому времени в их гнезде уже сложился новый муравейник — Формика руфа.
Живёт он, как правило, не дольше чем его родоначальница — лет 20-25. Если самка погибла раньше срока, муравейник приходит в упадок, вымирает. Что касается обитающих главным образом в тёмных ельниках, но нередко и в чистом сосновом лесу самых мелких Формика — им-то и присвоено название Формика поликтена, — они живут обычно разветвлёнными колониями: семья раскинута в нескольких гнёздах, связанных между собой надземными и подземными ходами и дорогами. В такой семье не одна, а сотни, нередко даже тысячи плодовитых, откладывающих яйца самок. Муравейники поликтена разрастаются поэтому гораздо быстрее, чем руфа, и образуют поселения со многими сотнями тысяч обитателей. Каждая такая семья охотно принимает вернувшихся после брачного полёта молодых самок, и своих и чужих, лишь бы того же вида. Сменяя каждый год старых, самки частично омолаживают семью, так что она как бы и не стареет. Муравейники поликтена долговечны: могут жить чуть не по 100 лет и больше, оставаясь сильными и жизнеспособными, а размножаются (об этом уже шла речь), расселяясь вокруг материнского гнезда, образуя естественные отводки.