Наша повесть о муравьях, об их семьях и видах подошла к концу. Мы успели за это время побывать в разных странах света, познакомиться и с широко распространёнными и с наиболее редкими муравьиными породами. Одна за другой прошли перед нами впечатляющие картины, целый спектр маленьких природных чудес. И вот ещё одно — самое последнее по времени и самое замечательное чудо: бесконечные вереницы Формика, бегущих в свои гнёзда с охотничьими трофеями, первые искусственно размноженные, искусственно расселённые, можно сказать, одомашниваемые муравьи.
Впрочем, в начале книги упоминалась сказка о человеке, пленённом муравьями, — мирмекологический вариант истории Гулливера. Что если на одну чашу весов положить силы науки, потраченные на исследование муравьёв, а на другую — искусственный отводок гнезда Формика? Не приобретает ли новая научная гулливериада в таком сопоставлении иной, иронический смысл? Неужели воплощаемая в жизнь лесоводами и формикологами сказка о запряженных в работу мурашках в самом деле представляет цель и венец всех трудов, чёрный жемчуг, который муравьи из старой притчи возвратили своему господину? Не слишком ли дорого обходится такой жемчуг людям? Ведь он оплачен — как об этом забыть? — бесконечной цепью подвигов ума и терпения, несчётными, если все их сложить, годами труда, множества людей, посвятивших себя науке о живой природе.
Нет, ошибкой было бы недооценить значение победы над шелкопрядами, листовёртками, пяденицами, пилильщиками и сонмом других вредителей. Почётным и достойным памятником труду натуралистов станут сохранённые живые леса, валы и штабеля древесины, отвоёванной у насекомых благодаря одной только капельке полезного, зачерпнутой из моря знаний, добытых биологами. В каждой победе над лесными вредителями разум человека средствами самой природы обуздал или предотвратил экологический взрыв и при всех условиях сделал важный шаг на пути к этой большой цели.
Будь это даже единственный плод на ветвях мирмекологии, никто больше не вправе считать её бесплодной. Но, конечно же, муравьи на службе биологической защиты леса — это только начало. Подобно тому как люди, используя пчёл — неутомимых сборщиц нектара и пыльцы, превратили пасеку в опылительный цех растениеводства, они же с помощью муравьёв — охотников за насекомыми сделают муравьеводческие питомники цехом охраны здоровья садовых, огородных, полевых растений.
Но мирмекология давно уже питает идеями и фактами самые разнообразные отрасли естественных наук. Крохотный аргентинский муравей Иридомирмекс гумилис был завезён с американскими грузами в порты Италии и Южной Франции, отлично прижился в новых для него областях и начал успешно теснить даже самых крупных муравьёв, испокон века обитающих здесь. Муравьиные лилипуты из заокеанских краёв каким-то загадочным образом одолевали туземных муравьиных Голиафов. Похоже было, что полчища великанов отступают перед иммигрантской мелюзгой. Исследования показали, однако, что великаны даже не отступают, встречаясь с лилипутами, а теряют способность двигаться, замирают, как околдованные, погибают. От чего? Секрет успехов муравья-переселенца был скрыт действительно в секрете — в ядовитых выделениях муравьиных самок. Эти выделения удалось искусственно синтезировать, создав препарат иридомирмецин. Позже биохимики, химики выделили уже из других муравьёв иридодиал и нзоиридомирмецин.
И какие же неожиданные свойства обнаружились в этих доселе неизвестных соединениях! Даже после многолетнего хранения они действуют на многих насекомых как сильнейший яд, они подавляют развитие таких опасных бактерий, как тифозные, холерные, туберкулёзные. Мало того: они приостанавливают в опытах патологическое разрастание тканей, образование опухолей. Цитологи, физиологи, биофизики включились в опыты с новыми веществами. Кто предскажет, какие новые горизонты откроют эти исследования?
Микробиологи, вирусологи, эпидемиологи, эпизоотологи занимаются муравьями по многим поводам и в разных планах. В степях юго-востока специальные отряды с помощью зерновых приманок, отравленных фосфатом цинка, истребляют сусликов, песчанок и других мелких полевых грызунов, на которых паразитируют возбудители весьма опасных и для человека заболеваний. Однако во многих местах муравьи-жнецы и бегунки первыми находят сдобренное маслами зерно и растаскивают приманку задолго до того, как до неё успели добраться мыши или суслики, для которых предназначена отрава. Здесь муравьи определённо мешают борьбе против носителей инфекции. Но они и сами способны, видимо, распространять болезнетворные бактерии и вирусы, в частности возбудителей полиомиелита или особого вида оспы, как это установлено для стран Северной Африки.
Муравьи причастны, что уже вовсе мало известно, к распространению и размножению также и некоторых паразитических червей. Не только дикие куропатки, но и все виды одомашненной птицы, склёвывая муравьёв, могут заражаться через них болезнетворными червями — цестодами. Кролики и овцы, поедая с травой на пастбище муравьёв, проглатывают вместе с ними и ланцетовидного сосальщика, от которого в конце концов, грубо говоря, протягивают ноги. Таким же образом — через носителей зародыша другого сосальщика — цестодоз смертельно поражает и губит в разных странах Европы и Америки целые стада крупного рогатого скота.
Часть личиночной стадии многие цестоды проходят в теле муравьёв, дальше птица, которая склюёт, или животное, которое съест такого муравья, заболевают цестодозом.
Что касается цестоды-двуустки, носящей пышное название Дикроцелиум дендритикум, то её личинка проходит первый этап развития в крохотном моллюске, ползающем по растениям. Второй этап начинается в момент, когда муравей-фуражир, обследуя растение в поисках корма, беззаботно и, как поётся в старой песенке, «не предвидя от сего никаких последствий», выпивает с травинки выделения моллюска, содержащие зародышей двуустки. Попав в пищеварительный тракт муравья, церкарии проникают из зобика в брюшную полость. Здесь они насквозь просверливают и одновременно наглухо запечатывают стенки зобика, что весьма важно, иначе зобик, пропустивший десятки, а иногда и сотни церкариев, превратился бы в дырявое решето и перестал исполнять своё назначение. А тут проточенный паразитом и им же залатанный зобик продолжает исправно функционировать, и муравей с церкариями в брюшке живёт по прежнему, можно сказать, и в усик не дует.
Церкарии зреют в муравье по нескольку месяцев, по году и даже больше, как бы дожидаясь условий, необходимых для перехода в следующую фазу развития. А тем временем несколько из поселившихся в муравье церкариев обязательно проникают в подглоточный нервный узел насекомого и здесь — как раз в той зоне, где нервы проходят к ротовым частям насекомого, один из них образует особого типа спящий зародыш — цисту с крайне тонкой оболочкой. Это и есть так называемый «мозговой червь» муравья.
Конечно, люди уже научились управляться с веществами и существами в мире малых измерений. Давно вышли из пелёнок не только микробиология и цитология, но и микрохимия, микрофизика. На всех континентах ведутся исследования клеток, молекул, атомов, вирусов, их строения, их частиц. Но с церкарием двуустки это даже и вовсе не тот случай: ни для микроанализа, ни для электронного микроскопа здесь пока работы не найдётся. Тем не менее полезно попытаться представить себе весь сюжет реально, в натуре: вот муравей, он немногим крупнее любой буквы на этой странице, а вот — зобик муравья, он куда мельче самого мелкого макового зерна, это — стенка зобика, для толщины которой уже и сравнения не подберёшь, и она источена, может быть, даже сотнями церкариев. По тёмным точкам на внешней стенке зобика (чтоб рассмотреть их, нужна, разумеется, соответствующая оптика) можно подсчитать, сколько церкариев проникло в область брюшка. Но один из церкариев не здесь. Неведомая сила направила его в голову муравья, в зону подглоточного ганглия. И он обосновался в области, где проходят нервы ротового устройства муравья. Почему он тут? И для чего так детально прослежена вся эта гельминтологическая фантасмагория, вплетённая в цепь микрособытий, происходящих в брюшке и голове фуражира, на свою погибель выпившего с поверхности травинки выделения заражённого моллюска?