Нет сомнений, что дальнейшая разработка «традиционных» областей биологии, дальнейшее развитие «дарвиновского натурализма» будет с каждым годом повышать успешность научной разведки, способствуя открытию и решению новых проблем, помогая глубже их понимать, дальше и выше нацеливать.
Вернёмся теперь к нашему муравейнику.
Сегодня разноплановые исследования муравьиной семьи дают новую пищу для ума, ставят новые вопросы, раздвигают горизонт, освещают невообразимое многообразие биологических систем, помогают увидеть, что калейдоскоп условий в недрах муравейника создаёт биологическое поле, в каждой точке которого пульсирует жизнь. Подобно тому как в фокусе под линзой собираются и воедино сливаются лучи, способные зажечь физическое пламя, так здесь перекрещиваются, расслаиваются, делятся и воедино сливаются физические, химические, биофизические, биохимические воздействия. Все они, вместе взятые, поддерживают в этом реакторе жизнь, способны разжечь её новое пламя.
Здесь необходимо ещё раз вспомнить уже знакомую нам выписку из дневника последнего года жизни Л.Н.Толстого, но теперь её следует привести полностью:
«Я наблюдал муравьёв. Они ползли по дереву — вверх и вниз. Я не знаю, что они могли там брать? Но только у тех, которые ползут вверх, брюшко маленькое, обыкновенное, а у тех, которые спускаются, толстое, тяжёлое. Видимо, они набирают что-то внутрь себя. И так он ползёт, свою дорожку знает. По дереву — неровности, наросты, он их обходит и ползёт дальше… На старости мне как-то особенно удивительно, когда я так смотрю на муравьёв, на деревья. И что перед этим значат все аэропланы! Так это всё грубо, аляповато!…».
В приведённом признании писателя отчётливо слышен отзвук взглядов, система которых и составляет так называемое толстовство. Столь пренебрежительно отозваться об аэроплане в то время, когда он знаменовал собою самое бесспорное достижение технического гения! Но если в 1909 году мысль, высказанная Л.Н.Толстым по поводу последнего успеха техники, звучала вызывающе, в лучшем случае странно и парадоксально, то полвека спустя не осталось сомнений в том, что в замечании писателя открылось неожиданное зерно истины. Кому сегодня не ясно, что старые, времён Блерио и Уточкина, летательные аппараты тяжелее воздуха были неуклюжими, аляповатыми, грубыми? Поставить их рядом с современными дюралевыми реактивными птицами, какое тут может быть сравнение!
Конечно, намёки на высшее становятся понятны лишь после того, как это высшее уже стало известно. Может быть, потому замечание о муравьях и аэропланах действительно приобрело сейчас новый смысл: в признании Л.Н.Толстого обнажилась трезвость и прозорливость гениального ума, бесстрашная готовность, ни перед чем не останавливаясь, называть вещи собственными именами. Но разве не в том же заключается и долг науки?
Уже после того как началась новая эпоха великих открытий, охватившая все разделы естествознания и подготовившая раскрытие многих тайн живой и мёртвой природы, в том числе и в области биофизики, биохимии, кибернетики, в Париже вышла в свет книга видного биолога, в которой, между прочим, говорилось и о том, что «если б удалось создать устройство, могущее воспроизвести все действия, на какие способен самый крохотный муравей, то разместить его можно было бы в сооружении большем, чем величайшее здание мира — нью-йоркский Эмпайр стейтс билдинг».
Разумеется, здесь речь может идти только о рабочем муравье, никак не о крылатом. И ведь это один муравей, а не муравьиная семья. Не вправе ли мы, исходя из всего, задуматься над тем, насколько ещё несовершенны первые действующие в наше время кибернетические модели, которыми мы справедливо гордимся? Не вправе ли мы задуматься и над тем, какой содержательный пример и урок даёт нам здесь природа, какие пласты пока ещё не добытых знаний таит живое вообще и, в частности, тот «некто в чёрном» хитине, которому посвящена эта книга?
Пусть секрет золотых волосков Ломехуза, ради которого мирмекологи так неотступно продолжают свой научный поиск, до сих пор ещё не раскрыт с необходимой полнотой. Исследователи семьи насекомых всё ближе подходят к переднему краю науки, всё чаще встречаются здесь уже не только с другими исследователями живого, но и с теми, например, кто, работая над моделированием автоматических устройств и их миниатюризацией, находит в природе общественных насекомых и, в частности, в муравейнике естественные варианты моделирования живого, богатейший кибернетический реквизит, созданный органической эволюцией.
Биологическая наука ещё, в сущности, молода. Конечно, современные биологи уже не похожи на тех скромных и робких обитателей глухого побережья, которые подбирают лишь случайно прибитые волнами дары прибоя. Но всё, кто не боится смотреть правде в глаза, знают, что пока освоены больше ближние воды. И как же часто упускается из виду, что это лишь частица безбрежно великого и совсем не тихого океана, что сети всё ещё забрасываются лишь поверху, что многие глубины даже не измерены, что впереди, за горизонтом, материки новых знаний, ждущие своих открывателей.
Мы знаем: штурманы морских и воздушных кораблей, плавающих сегодня в океанах и уверенно идущих в свои порты, нередко ориентируются по звёздам, среди которых продолжают светить и огни давно погасших миров. Сколько же новых маяков зажжёт, сколько наводящих пеленгов доставит ищущей мысли познание живых миров, существующих рядом с нами, но ещё не донесших до нас весь свой свет?
Халифман Иосиф Аронович
МУРАВЬИ, М., «Молодая гвардия», 1963
304с., 25л. илл.
Редактор Л.Антонюк
Художественный редактор А.Степанова Технический редактор И.Егорова
Типография «Красное знамя» изд-ва «Молодая гвардия», Москва, А-30, Сущевская, 21,