Пролог
Жизнь в убойном отделе не останавливалась ни на секунду за сутки. Можно было уйти поздней ночью под непрекращающиеся трели телефонов, вернуться на смену утром и услышать все тот же аккомпанемент звуков. Пронзительные звонки, усталые, громогласные голоса дежурных, шелест принтеров, плюющихся свежими распечатками, шипение и механический бубнеж в рациях, к которым иногда примешивается пронзительный, затем стихающий вой сирен. Здесь пахло растворимым кофе, по́том, дешёвыми сигаретами и, подтверждая устоявшееся клише, пончиками.
Николь всегда думала, что это не более, чем киношный миф, придуманный голливудскими режиссёрами смеха ради. Но когда после полицейской академии она, как и все, устроилась работать в патруль, пончики оказались непременным антуражем будней. Николь ненавидела пончики. Они рубили на корню весь романтичный образ защитника и спасителя, которыми ей представлялись полицейские. Делали из них дородных, нерасторопных тугодумов со значками, пончиком в одной руке и стаканом кофе в другой. В реальности поесть представители власти мало когда успевали. В основном это быстрый перекус на ходу холодным и жёстким как картон, фастфудом.
Потом был отдел нравов, работа под прикрытием среди проституток, некоторые из которых до сих пор её надёжные информаторы. Хотя большинство из тех, с кем она стояла вечерами на Палм Авеню, ожидаемо продемонстрировали полное презрение, узнав, кто она на самом деле.
Теперь Николь Сандерс уже три года как была детективом убойного отдела. Нельзя сказать, что карьера давалась ей легко, но девушка упорно шла к своей цели и добилась её.
Стоя утром в своем кабинете, она с усердием перебирала кипу документов на столе, силясь структурировать их. Выходило плохо, процесс казался нескончаемым и бессмысленным. С каждым новым делом бумаги все копились и копились, в отличие от времени на их разбор, которого катастрофически не хватало. Стоило закончиться одному делу, следом появлялось другое, без шанса на передышку. И так по кругу, в веренице бесконечных дней.
— Сандерс, — её отвлёк приятный мужской голос, который, смакуя по слогам, прочитал фамилию на табличке двери.
В дверях стоял высокий, почти под два метра ростом мужчина тридцати лет. Пальто из кашемира насыщенного темно-синего цвета распахнуто. Под ним, будто подобранные грамотным стилистом, серый свитер и темно-синие джинсы.
Вершиной напускной неформальности его образа служили кипенно-белые кроссовки. Черные волосы уложены слегка небрежно, скорее нарочито, как часть образа. Лёгкая небритость дополняла общий налет непринужденности в стиле незнакомца.
«Это ещё что за кадр? Чей-то родственник?»
— Я могу вам чем-то помочь? — Николь подняла брови, стараясь не выдать, как сбита с толку таким вторжением.
Мужчина твердой походкой пересёк кабинет и протянул девушке руку.
— Лэнс Паркер. Судя по всему, твой новый напарник, — сразу перешёл он на ты.
Рецепторов достиг ненавязчивый, весьма приятный мужской парфюм со строгими древесными нотами. С более близкого расстояния Николь отметила, что у него серые с небольшими голубыми вкраплениями глаза, довольно горячая кожа и крепкое рукопожатие.
— Меня перевели из УБНУправление по борьбе с наркотиками (Drug Enforcement Administration, DEA), — Паркер чувствовал себя более чем уверенно, продолжая засыпать новоиспеченную коллегу фактами.
«В наркотичке все такие модники? В убойном дай бог время поспать найти», — подумала Николь, но вслух сказала:
— Тебя повысили? — она намеренно перешла на ты, чтобы не сдать позиций в устной битве за главенство.
— Вроде того, — Лэнс очаровательно улыбнулся, демонстрируя полное расположение и открытость.
Николь Сандерс славилась в отделе своей неспособностью срабатываться с напарниками надолго. Ее коллеги то и дело просили дать им кого-то другого. Кого-то более выносимого, чем она со своей любовью к главенству и слишком уж фанатичным отношением к работе. Лэнс знал об этом, ему нашептали знакомые из убойного, как только он поинтересовался своей будущей напарницей. И он изо всех сил старался буквально с порога сгладить углы между ними. Не то чтобы он был сторонником отступать или прогибаться. Вовсе нет. Он просто был хитрее, по крайней мере, считал себя таковым. Хитрость и изворотливость — качества, которые вольно-невольно приобретаешь при работе с наркоманами, дилерами и опасной работой под прикрытием.
Паркер представлял себе закаленную сложной работой с уголовными делами женщину лет сорока, а то и пятидесяти. Такую, которая не даёт никому спуску, требовательна и к себе, и к коллегам. Однако перед ним оказалась худая высокая девушка — его ровесница. Русые волосы ниже плеч золотистого медового оттенка в беспорядочном хаосе, как и рабочий кабинет. Россыпь мелких рыжеватых веснушек на светлой коже, серые глаза, самые простые синие джинсы и бежевый свитер без рисунка разрушили все ожидания и дали карт-бланш на демонстрацию авторитета. В рукопожатии её худой и прохладной руки угадывались решимость и твердость, совсем незаметные внешне.