Порой, в самые напряжённые ночи Лэнса посещала безумная мысль пойти и сказать о том, что отец больше не вернётся. Никогда. Не стоит лить слезы по такому отребью, нужно жить дальше, нужно забыть. Тогда он накрывался одеялом с головой, страшась своих мыслей, изолировался от плача матери и, наконец, засыпал.
Ветреный и дождливый октябрь принес с собой в дом не только холода и сырость. Появившиеся в один из блеклых дней на пороге квартиры двое полицейских стали одновременно финальной точкой и новым витком материнского безумия.
— Миссис Паркер, тело вашего мужа найдено вчера в одном из заброшенных зданий, — бесцветный, как осенний промозглый воздух, голос копа оборвал истончившиеся нити надежды.
Всю беседу мать рыдала, предпринимая тщетные попытки собраться с силами и дать внятные ответы. Лэнс подтвердил ее слова о последнем дне, когда они видели отца, и, не удержавшись, спросил:
— Как он умер?
Полицейские переглянулись. Паркер на секунду успел запаниковать, что сболтнул лишнего.
— Тело нашли не сразу, — коп помладше заерзал на стуле. Его заметно нервировала необходимость посвящать родственников в такие подробности. — Это несколько усложняет экспертизу, — петлял он вокруг да около истины.— Здание давно заброшено. Там вечно ошиваются нарики и прочий сброд, — второй полицейский был гораздо старше. Редкие волосы, густые усы и кожа в темных пигментных пятнах делали его похожим на моржа. — Ну, знаете, — он скривился, — мусор, крысы, — грубый прокуренный голос звучал устало и ни капли не сочувственно.— О, господи, — мать поднесла руку ко рту и зажмурилась в ужасе.— Ну, в общем, крысы, — старший крякнул.— Они поняли, — взял на себя смелость прервать его напарник. — Нам очень жаль.
Полицейские обещали информировать о ходе расследования, но после того, как они ушли, новостей больше не поступало. Вряд ли они придали особое значение смерти местного пьянчужки, таких здесь находили каждую неделю пачками. Пьяные разборки или несчастные случаи под влиянием алкоголя — основные причины их смерти.
Хоронить отца пришлось в закрытом гробу под ледяным проливным дождем. Лэнс с матерью стояли над распахнутой пастью могилы, заляпанные грязью. Промокшие, они смотрели, как дешёвый гроб опускают в яму с краями, размытыми ливнем. Он коснулся дна, и, кажется, вязкая мокрая почва тут же начала поглощать последнее пристанище Роберта Паркера.
Мать Лэнса плакала, уткнувшись в розовый платок в руке. Сам Лэнс стоял с каменным выражением лица, смотрел на слаженную работу могильщиков и лишь в этот миг осознал: отец не вернётся, закончились истязания, унижения, жизнь в вечном страхе. Только вот почему от этого не легче?
Паркер лелеял слабую надежду на здравомыслие матери и успокоение спустя время. В его понимании похороны должны были стать точкой в горевании по мужу. И тем ужаснее стало осознание, что этому не бывать в ближайшее время.
Теперь мать не просто плакала по ночам, она выла от горя и потери, раздражая соседей. Их нервный стук по стенам и крики с требованиями заткнуться не помогали, а только делали хуже.
Лэнсу хотелось сбежать как можно дальше, зарыться как можно глубже, оглохнуть и ослепнуть, лишь бы больше никогда не слышать плача, причиной которого он был.
«Виновен! Виновен! Это все ты!», — эхом стучало в голове.
Душевные муки становились невыносимыми, удушающими, как шершавая петля на шее, а способность их терпеть — шаткой табуреткой под ногами. Тогда, в стремлении наказать себя и укротить эмоциональное цунами, Лэнс впервые взялся за лезвие. Предплечья он посчитал слишком заметной частью тела, плечи скрывать будет проще. Отныне каждую ночь его тело покрывали глубокие порезы, методично, один за другим, перекрещивались, вскрывали почти зажившие, заставляя кровоточить вновь. Лэнс с ненавистью к себе кромсал и истязал, пока от крови лезвие не начинало скользить в пальцах и ранить руки. Только тогда он мог уснуть, измождённый, с пульсирующей от боли кожей.