— До свидания.— До встречи, Николь.
Как только двери отрезали ее от хозяина квартиры, Сандерс облегчённо расслабилась, даже позволила себе закрыть глаза, посчитала до десяти, успокаивая нервы и восстанавливая дыхание.
Едва ли не бегом она добралась до машины, мечтая поскорее оказаться дома. Николь была так сильно взвинчена, что упустила из внимания темно-зеленый седан, припаркованный на обочине — весьма странное явление для жилого комплекса, где у каждого есть парковочное место и где дорога, проходящая рядом, как правило, пуста. Он тронулся вместе с ней и вел всю дорогу, соблюдая дистанцию.
Как назло, на пути постоянно горели красные сигналы светофора. Сандерс курила одну за одной в попытке успокоить нервы и терзающее чувство страха. Таинственный автомобиль попал в зону ее внимания почти перед самым домом.
«Может я параною? Кажется, я его уже видела».
Она вытянула шею, стремясь рассмотреть в зеркале заднего вида номер.
«Кажется, цифры семьдесят два восемьдесят четыре. Или тридцать четыре?»
В темноте, с постоянной необходимостью следить за дорогой, сосредоточиться было сложно. К тому же водитель ловко прятался за другие машины в потоке, мешая как следует рассмотреть буквы вначале.
У поворота во двор Николь уже чувствовала биение сердца где-то в глотке, а влажные ладони скользили по рулю. Она ожидала, что машина повернет следом, но к изумлению, увидела, как он проехал мимо. На переднем правом крыле вспышкой отразила свет фар белая круглая наклейка
«У меня точно паранойя».
Сандерс припарковалась, заглушила двигатель, сделала по пять успокоительных вдохов и выдохов. До подъезда пошла торопливо, постоянно оглядываясь. И только зайдя и заперевшись в квартире, перевела дух.
Она сняла верхнюю одежду и обувь, метнулась в ванную, чтобы умыться и окончательно прийти в чувство. Вид в зеркале собственного испуганного лица вызвал глубокое презрение.
«Трусиха».
От ненависти к себе ее отвлек звук в коридоре. Сандерс достала пистолет из кобуры, радуясь, что не успела ее снять.
В коридоре стояла странная, пугающая тишина, и ей начало думаться, что звук просто почудился. Мысль опроверглась в ту же секунду. Кто-то осторожно, но с усилием нажимал ручку входной двери с обратной стороны.
Маньяк. Воспоминания.
Большинство людей вспоминают школьные годы с теплотой, блаженной улыбкой, обращая ностальгирующий взгляд вдаль. Я сменил три школы, потому что никак не мог ужиться ни с одноклассниками, ни с учителями.
Весь этот сброд считал себя умнее и лучше меня. Они сторонились моего общества, с опаской глядели, как я в полном одиночестве за столом для аутсайдеров ел свой оплаченный государством обед. Мать зарабатывала слишком мало, чтобы платить за него самостоятельно.
Мои нелюдимость и неприветливость отпугивали любых желающих рискнуть завести дружбу.
Однажды мне даже устроили беседу с психологом. Тот долго задавал идиотские вопросы, а потом начал подкидывать советы, как научиться коммуникации со сверстниками. Но кто сказал, что она мне нужна? Мне не о чем с ними говорить. Эта толпа — тупое стадо с примитивным мышлением.
В отличие от учительницы литературы миссис Мозерс, единственной, с кем я поддерживал контакт. Ей было слегка за сорок, в четырнадцать она виделась мне гораздо старше. Вдова, полная желаний и фантазий. Именно их она охотно, со всеми грязными подробностями излагала в своих записках мне. Миссис Мозерс садилась рядом и невзначай передавала, пряча под учебник очередной порнографический опус, сложенный вчетверо. Разве может подросток с бушующими гормонами и абсолютно непопулярный отказаться от столь пикантного развлечения? Думаю, вы знаете ответ.
Миссис Мозерс часто оставляла меня после уроков под предлогом плохой успеваемости. Мы закрывались в классе, я стоял напротив нее, сидящей на стуле с задранной юбкой и без белья. Ей нравилось мастурбировать на моих глазах, второй рукой сжимая невероятно большую грудь, говорить, как заставит использовать свой язык или пальцы, но ни разу не позволила реализовать эти пошлые угрозы. Стоило мне попытаться дотронуться до нее, и щека сразу вспыхивала от тяжёлой хлесткой пощёчины. Трогать себя, пока она занимается самоудовлетворением, мне тоже не позволялось. Как только я расстёгивал штаны, миссис Мозерс вскакивала с места, как ужаленная, и била меня смертным боем.
Жестокая и недоступная. Именно она разбудила во мне животное начало, глубинные, извращённые порывы. Эта женщина посеяла семена зла в юной душе, взрастила особые пристрастия. Она сделала меня мной.