Вот тут Кодасте точно было что сказать, но она вдруг обнаружила, что ничего не помнит. Всё смешалось в неразборчивую кашу. И она снова промолчала, а шаги воктонца стали громче. Он тяжело переступал через ошмётки стен. Он уже начинал злиться, чего Кодаста никогда ранее не видела.
— Честно, не помню, будто было несколько лет назад, — вдруг сказала она, решив не разжигать конфликта.
— Понятно, — загадочно отреагировал воктонец, чьи шаги стали гораздо тише.
Кодаста так и не поняла, почему его устроил этот ответ. Пока она думала, Модесто что-то обнаружил и подозвал её и Цавара. Распахнув приоткрытую дверь, они обнаружили ручные противотанковые ракетные установки. Человек взял одну из них.
— Римские? — поинтересовался Цавар.
— Ага, одни из лучших. Но они тяжёлые.
Кодаста посмотрела на обоих и спросила, зачем они им нужны. Модесто был вынужден признать, что они бесполезны, и тащить их никто не захотел бы.
— Но кажется мне, что они пригодятся, — напоследок сказал человек. — Всё-таки мы в тылу противника.
После этого было решено идти по двору и искать уцелевшие ходы в противоположную часть. А в это время Цавар продолжал добиваться ответов от Кодасты. Ей было неясно, почему он лезет только к ней. Модесто его будто не волновал. Она отвечала то ли честно, то ли уклончиво: сама до конца не понимала. Человек в это время держался в стороне.
— Мне кажется, ты предвзято относишься к своим, — тихо произнёс Цавар без капли обвинения. — В чём ты их винишь?
— Ни в чём я их не виню, — ответила Кодаста, ища в себе то чувство, но не находила: значит, её слова были правдой… сейчас.
После этого ответа она проигнорировала дальнейшие попытки воктонца с ней поговорить и вошла в разрушенное крейсером здание. За спиной только слышала перешёптывание этих двоих. Она не была зла на них: просто пребывала в недоумении. Казалось, что Цавар не пытался всем троим помочь, а копал братскую могилу. «Может, не зря в «примирители» не взяли?» — задала Кодаста вопрос самой себе, пообещав уточнить это у него лично.
Дорога наверх была тяжёлой: многие лестницы обвалились, коридоры раздроблены обломками корабля. Путь в обход занимал в стократ больше времени. Они блуждали по мёртвому зданию, где ничего не осталось от прежней жизни. Всё это отдавалось болью у Кодасты, которая не желала своим такой судьбы. Но была решимости дойти до конца и спасти их.
И наконец, преодолев последнюю ступень, они оказались на нужном этаже. Металлический мост в здание казался таким неустойчивым. Троица просто стояла у обрыва и смотрела в дыру корпуса, приглашавшую их внутрь. Привилегия первым ступить на борт досталась Цавару на правах соотечественника крейсера.
— Добро пожаловать домой, — поздравил его Модесто, похлопав по плечу.
— Частичку дома, — пошутил тот, благодушно приняв поздравление.
Их встретил зелёный свет, который иногда сменяется красным. Ближайшая большая дверь была заблокирована системой безопасности. Значит, корабль не полностью убитый: им повезло, чему они были несказанно рады. Но был и недостаток: путь придётся прокладывать иначе. И он будет куда менее комфортным. Это понимали все.
Однако Цавар чувствовал себя в своей тарелке. Кодасте показалось, что он тут всё знал: по его словам, он уже не раз по долгу службы на крейсерах этого типа летал. Сейчас они проходили по узким коридорчикам, между закрытыми дверями, в медблок. Оттуда уже можно на мостик. Но хатраку что-то не нравилось в голосе Цавара, но непонятно что. Диалог «о неприязни к хатракам» воктонец больше не начинал, что тоже немало удивило Кодасту.
В самом медблоке их встретила стерильность и темнота. Электричества здесь совсем не было. Пол под одним из операционных столов провалился, из-за чего тот частично оказался на нижнем этаже: из дыры торчала только лампа. Цавар остановился и осматривался вокруг. Кодаста заметила полное отсутствие лекарств, так как темень ей была нипочём. Кроме одного стеклянного ящика, потерявшегося в самом углу: она подошла к нему и взяла три упаковки. Надписи на них оказались на неизвестном ей языке, но, смотря на картинки, она поняла, что это болеутоляющее.
— Что это? — спросил Цавар и забрал их у Кодасты. — А. Написано, что универсальные, — объявил он. — Универсально нас всех убьёт.
— А если серьёзно? — попросил его Модесто.
Тот повернулся к нему, раздал обоим по одной упаковке и попросил поглубже спрятать.
— Ими вся армия Вортааг пользуется: не убьёт и вас, — напоследок добавил он. — Но не обещаю, что будет приятно.
После медблока их продвижение замедлилось: воктонец шагал уже не так бойко, как раньше. Это заметили и человек, и хатрак. Они уже подумали, что он всё-таки заблудился, но просто виду не подавал. Однако они не останавливались, а шли куда-то: детали Цавар по непонятной причине скрывал. И это не могло Кодасту не волновать. Но беспокоилась она не из-за промедления, а за душевное состояние напарника. На вопросы он не реагировал. И чем дальше, тем медленнее они шли.
— Так, говори прямо, мы заблудились? — вспылил Модесто. — Какого мы ещё не на мостике?!
— Успокойся, — ответил ему Цавар. — Просто воспоминания, — объяснил он и, медленно потянув руку, нажал кнопку, открывающую двери.
Внутри были капсулы с костюмами радхимбиозащиты. Воктонец медленно перешагнул порог и подошёл к одной из них. Кодаста же начала гулять по залу: свет тут с натяжкой, но горел. Дисплеи, с помощью которых можно открыть эти капсулы, были отключены. Устройства проверки костюмов, насколько могла понять Кодаста, работали на резервном питании. Куда подевался весь персонал? Убежал, или его взяли в плен? На эти вопросы, наверное, никто из них ответить не смог бы даже при желании.
— Скажи, почему ты не попал в «примирители»? — спросила она у Цавара, который всё ещё сидел и глядел на капсулу.
В ответ услышала глубокий вздох и долгое-долгое молчание. Но она терпеливо ожидала. Модесто не вмешивался: то ли ему было интересно, то ли он копался в собственных мыслях, удобно устроившись на приборной панели. Наконец воктонец начал говорить — медленно и протяжно:
— Не прошёл экзамен.
Кодаста подошла к нему и посмотрела на РХБЗ-костюм. Он был будто совсем новым: резко контрастировал с окружающей его обстановкой. На нём не было ни грязи, ни царапины, ничего.
— Я всегда плохо учился, — продолжил Цавар с грустью и разочарованием. — Не мог я разрешать эти конфликты. Теорию ещё понимал, а вот практические занятия никогда мне не давались.
Кодаста не могла сказать, что удивилась такому ответу. Это было вполне ожидаемо. Но ей было интересно его слушать. Тон его речи с горечью был обращён… К кому?
— Не знаю, как я прошёл всё это, — продолжил он. — Но впереди был экзамен по терапии в паре… Я, один из сокурсников и «пациент»…
Не увидеть здесь обиды нельзя: тон его голоса чётко давал понять на кого обида. Часть: «Один из моих сокурсников», — он выделил отчётливо. Кодаста догадалась, кого именно винить в последующих событиях.
— Мы его провалили… Всё из-за него! — подтвердил догадки Цавар.
— А что он сделал? — спросила Кодаста, зайдя ему за спину. — Ты ни в чём не виноват?
Воктонец приблизился к капсуле и провёл по её дверце рукой. В помещение вернулась тишина, нарушаемая тяжёлым дыханием. Торопить события никто не собирался. Тот будто находил, что сказать в своё оправдание. Или нет?
— Здесь нет моей вины, — разогнал он тишину. — Сокурсник всё испортил… Он даже не смог вспомнить теорию… — объяснился он.
Кодаста ощутила в его голосе некую плаксивость. Будто она заставила его отчитываться перед всеми. Ей было неясно, как реагировать. Понимание, что это не она решает этот ребус, а сам Цавар подкидывает ей подсказки, присутствовало. Только вот зачем? Ему что-то нужно от неё? Чего он этим добивался? А может, посчитала Кодаста, на эти вопросы вообще нет ответа.
— А я всё делал как надо!
Откуда ему было знать, что он делал всё верно? Он же несколько раньше сказал, что ничего у него не получалось… У Кодасты появилось желание рассказать о противоречии, но она промолчала. Сама не знала, почему. Но ей было забавно его изучать. Что-то в этом определённо было.