Перескакивая проломы, пролезая через обвалы, спрыгивая с обрывов на фоне брани на немецком и звуков выстрелов, она прошла всё здание. После бомбардировок оно стало будто бы короче и вместе с этим беднее. Кодасту одолевали противоречия: радость от победы никуда не девалась, но опять пришло это чувство справедливости. Казалось, что оно просачивается через щели в стенах и дыры в потолках и заползает прямо ей в душу.
Она замедлила шаг, пытаясь разобраться. Уничтоженный крейсер не давал уже той энергии, что была раньше. Храм будто завоёвывал эти здания. Это чутко и остро ощущалось. А восторг от смерти мурида смешивался с чувством, будто всё так и должно было быть. Все эти разрушения — справедливы. Сердце разрывалось между двумя сторонами. И с каждой секундой это чувство побеждало. Но что-то поменялось: она чётко видела перед глазами полный злобы взгляд мурида. Определённо что-то поменялось.
Но с приближением храма противоречия ослабевали, а мурид пропадал из сознания. Кодаста уже вошла в пределы парка, как вдали увидела Артура, который прогулочным шагом направлялся в святое место. Кодаста разогналась.
— Стой! Не иди туда! — кричала она ему вслед.
А разрушенная крыша уже показалась из-за холма, и что-то её остановило. Храм был уничтожен. Стены посыпались, обнажая сожжённые картины. Те самые картины — с тем самым сюжетом. Вход в храм был завален множеством обломков, а в их груде можно было заметить кусочки фрески. А Артура не было. Нигде.
Пристройка, куда Кодаста поставила картину, разлетелась на маленькие осколки, была снесена. Сердце начало бешено колотиться и ныть, заставляя идти очень медленно, смотреть на изуродованное святилище. В сознание снова ударил этот мурид. Он от неё не отставал даже после смерти. Что ему нужно?!
Она проникла в храм, перешагивая через обломки и острые осколки стёкол. Модесто стоял у обрыва. Пол из-за бомбардировок разошёлся, обнажив свои нижние уровни. Оттуда шёл холод.
Человек обернулся на шум, улыбнулся и начал идти навстречу.
— Я рад, что ты выбралась, — обратился он к ней. — А где Цавар?
Что-то странное было в его голосе. Она никогда не питала к нему особого доверия, но и угрозы не чувствовала. А сейчас она появилась. Когда Модесто подошёл, он попросил у неё дробовик под предлогом проверки его состояния. Кодаста без вопросов отдала, но смутилась. К чему это всё?
В воздухе летала пыль, оседая на дерево испепелённых взрывами скамеек. Пьедестал, что странно, практически не пострадал: лишь многочисленные дыры украсили его. Кодаста вспомнила о статуе духа леса. И, словно с цепи сорвавшись, побежала проверять. Открыв дверцу, она извлекла статую и взглянула. Она была в полном порядке.
И внезапно на затылке Кодаста почувствовала холодный ствол револьвера. И давление. Так вот к чему он её готовил.
— Встань и положи статую, — сурово и непреклонно произнёс Модесто.
Она не выполнила его приказ, а просто встала и развернулась к нему. К этому моменту всё и шло. В голове были только мысли о греховности этого человека. А он стоял у ступенек на пьедестал и целился в неё из револьвера. Глаза его будто очищены от грязи и были ясными. И обращены они были прямо на неё.
— Ты не заслуживаешь держать эту статую! — крикнул он, сжав оружие.
Кодаста понимала, к чему он клонил.
— Ты предатель своей религии и своего народа!
Она была не согласна. Это он предатель Империи, как и все хатраки. Не она протестовала, не она совершала теракты. Она законопослушная.
— Что ты на меня так смотришь? — спросил Модесто. — Действительно не понимаешь?
— К чему эти принципы? — холодно спросила она, искренне желая узнать смысл его действий.
— О, к чему эти принципы?! — выкрикнул он, глумясь над ней.
Человек начал её обходить, медленно переставляя ноги. Кодаста поворачивалась ровно так же. У него на лице сиял во всей красоте гнев.
— Это говорит та, чей народ подвергает геноциду Империя, а она продолжает быть ей лояльной! Это не принципиальность?! Отвечай!
Но она промолчала. Принцип ли это? Нет. Она просто делала по справедливости.
— Не вижу здесь принципов, — отсекла она.
— Да? — недоумённо вгляделся он в неё. — А все твои слова про «хатраки сами виноваты» — это не принципиальность?!
Это не принцип. Это правда.
— А твой разговор с Цаваром про твою семью? Про уроки немецкого? Это не принципиальность? — уже спокойнее поинтересовался он, но продолжал держать её на прицеле.
— При чём здесь моё детство? — раздражённо бросила она.
— Ты говорила, что твои родители гордятся тобой, — вдруг вспомнил Модесто. — Теперь я понимаю почему. Потому что они такие же предатели! — эти слова он выговаривал по слогам, скрипя зубами. — А это ты не потеряла?! — с этой речью он достал её паспорт и швырнул к обрыву.
Нет. Они не предатели. Они дали ей понятие справедливости. И свой паспорт она надёжно хранила как символ справедливости.
— Да, я подслушивал ваш разговор с Цаваром. Я не хотел верить, но я подозревал. И не ошибся.
Не ошибся в собственной греховности? В собственном предательстве?
— Скажи, это не твои принципы? Нет, это твои принципы! — в его голос вернулся гнев.
Кодаста ждала доказательств. Это не её принципы. Это справедливость.
— Мне напомнить, откуда у тебя те батареи? — после этих слов на его лице показался злобный оскал. — Ты убила этих хатраков! Ты помогла имперцам их убить! Это не принципиальность?!
И тут Кодасту покрыла дрожь. Никто не должен был знать. Даже она стёрла из своей памяти. Но так требовала справедливость.
— Как ты узнал? — с ужасом произнесла Кодаста, понимая, что её разоблачили.
— О, помнишь мы слушали переговоры через телефон? Тогда я тоже с Цаваром слушал, — в его голосе была только жажда раскрыть карты. — И я услышал, что космополиты рассказали: убили хатраков, а там батарей не было у их винтовок. Представляешь? Сказали, что якобы им кто-то помог. И мы пошли искать этого помощника, а нашли тебя. И теперь я всё знаю и всё понимаю. А ты?
И она всё понимала. Всё давно поняла.
— Я уважаю чужие принципы, — очень спокойно произнёс он, но перевёл револьвер на её голову. — Но если они мне враждебны, то я убиваю. Твои принципы — мои враги. Ты — мой враг.
Она никак не отреагировала. Это было понятно. Он тоже был её врагом. Был противником справедливости. И в этот момент где-то сзади Модесто встал Артур, смотрящий прямо на Кодасту. И он вселял в неё уверенность в собственной правоте.
— Меня удивляет одно, почему ты боишься муридов? — спросил он у неё совершенно искреннее, будто не имел ответа на этот вопрос. — Почему патриот Империи боится муридов?! — перешёл он на агрессивный тон. — Муриды помогли людям создать Империю!
И тут её душу поразило как копьём. Перед глазами встал тот взгляд. Муридский взгляд. Она не могла представить муридов и людей вместе. Это невозможно! В голове разразилась буря боли. И её хотелось прекратить! Кодаста взялась за рукоятку клинка.
— Знаешь, что я тебе скажу? — эти слова были наполнены гневом и яростью. — Муриды и люди — это одно и то же!
Боль электрическим током прошила всё тело. Нужно лекарство от неё! Кодаста посмотрела прямо на Артура. И тот кивнул.
Кодаста взяла клинок и вонзила его в живот Модесто. Он отвлёкся на Артура и поплатился. Остриё легко проходило через мясо. Оно прошло насквозь. Со рта и носа человека полились ручьи крови и капали Кодасте на руки. У неё был приятный запах. Револьвер громко упал на пол.
Кодаста отпустила рукоять, и тело человека безвольно пало. Теперь в её голове была только блаженная тишина. Никакой боли. Никаких противоречий. Она поступила по справедливости. Справедливость настигла человека. Теперь Кодасте было легко и безмятежно. Она словно выполнила свою цель. Или ещё нет?
Она подняла револьвер. Он был для неё таким лёгким, но отлично ложился в ладонь. Она отодвинула барабан: шесть патрон. Столько, сколько нужно.