Алекс: — Еще какого! Я б от такого сбежал. Въедливый тип, за каждый диез удавит. Поскольку на музыку молиться.
Жорж: — Эх, знал бы ты, на кого я молюсь. На таможенника. Что бы он багаж твой понежнее щупал. В туманной задумчивости влюбленного… Ведь кто мы с тобой, Саша на самом деле? Не бандюганы, не заурядные убийцы или какие–то там неудачливые фальшивомонетчики. Мы — матерые враги народа!
Алекс: — Ловко прятавшие гнусную рожу изменников социалистическому отечеству под милыми физиономиями ворюг и отщепенцев. (гордо) Враги! Это, между прочим, звучит гордо. Потому что, во–первых, кто народ?
Жора: — А потом — как вообще надо понимать весь этот шлы мазл, что называют советской властью?
Алекс (берет гитару, поет):
— Не спрашивай меня, как это получилось,
Откуда в зеленях прожорливый капкан.
Какя трынь–трава у дома поселилась,
В родник живой воды отравы влив дурман.
Жорж. — Что же случилось с нашею землею –
Иль сглазил кто, иль возложил обет?
Особый путь ее не осенен звездою,
Лишь где–то там, вдали едва маячит свет.
Алекс: — Что же случилось с матушкой–отчизной,
кто сердце вынул из ее груди -
Народа верный сын врагом народа признан,
Врагу народа крест за свой народ нести.
Жорж: — В пустыне нам не нравится погода.
На голом полюсе навязчив снежный цвет.
А дело в том, что мы скучаем без народа
Кому ж врагу вредить, когда народа нет?
Алекс: — Я был врагом уже тогда — когда голодал и помирал в подворотнях революционного отечества. А отечество морило голодом, истребляло миллионы таких как я. Я стал врагом осторожным и хитрым. Возмездие — вот сладкая цель. Сколько мы с тобой средств передали в Европу? Надеюсь, помогут завалить большевиков. Спасти Россию… Жаль тогда в театре товарища Жмакуса не прихлопнул — жестокий гад, на антисоветские заговоры, как лягавая натаскан. В 18 здесь, в Одессе кровь почем зря пускал.
Жорж: — Для интересу сообщу: — натура у него шакалья. Был я на кладбище. Какая могила? О чем говорить? Бедный папа! Тихий аптекарь, снабжавший мятными леденцами всю детвору в округе. Не был он контрой и идейным противником не был, его застрелили просто так — за котиковый воротник и очки. Черный от крови снег — всегда буду видеть его в страшном сне, хотя даже не знал там, в Москве… Не знал, что уже сирота.
Ой, как же мне хочется прожить жизнь самого добренького, жирненького отца семейства. Баловать свою Сарочку, кушать на праздники рыбу–фиш, учить детишек играть «Лебединое озеро». И что бы вокруг — ни одного коммуниста! Разве так плохо жить, скажи мне, Саша?
Алекс: — Так надо жить. И так будет, дружище. Я обещаю. (растрогался, резко меняет тон) Что говорят на Привозе?
Жорж: — А что там могут говорит? Молчат как всегда. Не поверишь, Шура — гробовая тишина.
Алекс: — Полевицкая начинает в Одессе гастроль.
Жорж: — Ой, кто ж здесь верит таким смешным слухам?
Алекс подводит Жору к окну: — Видишь? Вон там! Прямо на заборе.
Жорж: — Что–то написано. Очень мелко. Первая буква…Х — это точно!
Алекс: — Не тем интересуешься. Афиша в два аршина. «Шикарный банкет в «Красной»! Чествовать Марию Полевицкую соберутся лучшие люди города…»
Жорж: — И еще три слова зеленой краской по доске. Все читать?
Алекс отчаянно: — Не читать, не слышать! Но если бы я даже оглох и ослеп, я не сумел бы выбросить ее из моего мозга, тела…Из моего помешательства, Жора!
Жорж: — Я ж не совсем отупел на своих гаммах. Я понял еще в Москве — маршрут через Одессу ты выбрал не случайно. Просто — как бином Ньютона.
Алекс: — Именно, бином! Бином этот хренов, черт подери! И никуда от него не деться. Хочу последний раз взглянуть на нее. Хочу понять. Что я для нее? Зачем все это случилось с нами? Кто она?
Жорж: — Ты имеешь в виду того гада, что донес на нас? Лешку и Панкевича пристрелили на наших глазах. Остальные едва унесли ноги. Нас предали, Саша, предали!
Алекс(хватая его за ворот): — Не она, слышишь! Не она!
Жорж: — Ты так уверен? Конечно, у тебя доказательства железные: Ах, она безумно любит меня! Ах, она клялась в верности до гроба! (смеется, Алекс отвешивает ему пощечину)