Рубашку спасти не удалось, увы и ах, теперь она использовалась в качестве половой тряпки в лазарете. Но взамен Марфа притащила задрипанную рубашку своего сына, который воевал в составе РККА.
— Носи на здоровье! — она перекрестила меня и направила в добрый путь. — Хороший ты парень, Нафанин, а глаза у тебя такие необычные.
У медсестры по щеке даже скатилась слеза.
— Ваш сын обязательно вернется, к такой-то заботливой матери, — попытался я ее подбодрить, но она еще больше раскисла и убежала.
Пусть выплачется, плакать — это полезно для женщин. Надо же куда-то свои эмоции девать.
Я попрощался с последним «составом», пребывающим в лазарете, обновленным практически на сто процентов с момента моего здесь нахождения. Что сказать, стены эти каким-то образом позволили мне забыть о целом ворохе проблем, которые не только прежний Нафаня, но и уже я успели нахватать здесь.
Я покинул лечебное учреждение. Не успел я пройти и сотню метров от выхода, как эта самая жизнь свалилась на меня всей своей возможной тяжестью. Не знаю, кому и каким образом стало известно о моей выписке, но неподалеку от выхода из лазарета я приметил пролетку. Сначала подумал прокатиться на извозчике до дома, благо копейки были в кармане. Но, увидев извозчика, сразу все понял — за мной итак приехали. Извозчик меня сразу заприметил и дружелюбно, зазывающе замахал рукой. Мол, иди сюда.
Я подошел к пролетке, кучер поспешил открыть дверь, я забрался внутрь, не успел и рта открыть, как меня ошарашили словами.
— Григорий, у меня к тебе серьезный разговор, — прошептала Лиза, одетая, как всегда, с безупречной изысканностью.
Она повернулась к извозчику и велела ехать. Пролетка тронулась. Я не знал, куда мы едем. Понимал, что меня действительно ждет не самый приятный разговор.
— Ну, для начала, может быть, здравствуй? Как ты себя чувствуешь, Гриша, как твои дела?
У меня в голове мелькали мысли, что, узнав о моем ранении, Лизка не станет отказываться от поездки в Америку на теплоходе, а папа ей наверняка обеспечит покупку билетов. И если уж совсем по-честному, я был бы отнюдь не против такого развития событий. Я-то что, обеими руками «за», зачем лишать человека мечт и счастья. Пудрить девчонке голову я не собирался, мне сейчас не до донжуанских походов и завоеваний. К тому же, как-то не по себе, что ей восемнадцать, а мне — три раза по столько же. Поэтому допустить, чтобы наши отношения куда-то переросли, я не мог. От того до последнего рассчитывал, что Лизка уже на половине пути в Штаты. Я же должен был остаться в Ростове и ради приличия отдать долг ее отцу, пусть эти деньги я и не занимал. Вроде как, мои мысли подтвердили следующие ее слова.
— Я купила билет, Гриш.
— Это правильное решение. Хорошей дороги… — ляпнул я не подумав, не веря своему счастью.
— Вот так — хорошей дороги? — она напряженно улыбнулась, перебирая складки платьица, потом подняла глаза и впилась в меня просящим взглядом. — Ты разве не хочешь меня остановить?
Я не нашел что ответить, поэтому промолчал, но и не отвел взгляд. Скажу ей, что хочу — так совру. Скажу, что нет, так тоже не буду предельно честен, потому что ехать я никуда не собирался. Не знаю, как это работало, но я не проникся к девушке теми же нежными чувствами, что и предыдущий владелец этого тела, они мне не передались. Подростковая любовь — такая штука, что как только Лизавета уедет через океан, то забудет обо мне. Ну пусть не сразу, но через пару месяцев. Встретит там моднявого американца, закрутит шуры-муры, и русский Ванька в моем лице ей будет уже без надобности. Глядя ей в глаза, полные слез, мне так и хотелось сказать — одумайся, дуреха, для тебя я далеко не самая лучшая партия. Только Лизавета хотела услышать другие слова.
— Вообще-то я купила билеты нам двоим, Гриш, — чуть слышно выдавила она, горло ей явно сдавливал подступивший ком.
Я мягко положил руку на ее плечо, поправляя пальцем длинные бархатистые волосы.
— Я не поеду. Общество во мне нуждается, наше государство молодое, представь, если все мужчины начнут отсюда бежать в поисках лучшей жизни, что тогда?
Появилось надежда, что Лиза услышала меня. Она закивала, несколько секунд сидела молча.
— Кто поможет моей тетушке Глаше, если белые вернутся?
Я попытался усилить достигнутый эффект, но она резко сбросила мою руку со своего плеча.